может понадобиться помощь, кто-то должен будет открыть ему изнутри дверь. Да и сам старик с внучкой не особо внушают доверие. Странно все это.
— Если ты из-за Янки беспокоишься, то напрасно, — будто читает он мои мысли, — она еще не скоро очухается.
— Я не понимаю, разве это не ваша внучка? Как вы можете так спокойно об этом говорить? И вообще, как вы здесь оказались в разгар бури, почему встали на мою защиту?
Старик нервно треплет седую голову, а спросив разрешения, подсаживается поближе.
— Виноват я перед тобой, Агнешка, вот и пришел покаяться, пока Господь не прибрал к себе мою грешную душу.
— Если вы за тот случай на берегу переживаете, то напрасно, — спешу его успокоить, и мужчина грустно улыбается. — Нет в этом вашей вины. Я зла ни на кого не держу.
— Я другого и не ожидал. Ты и прежде точно такой была, слишком доброй и открытой. Только давно все это было, поди сама и не помнишь. Иначе разговаривать бы со мной не стала.
Натруженные руки закрывают лицо, будто он сам себя стыдится, а мне уже интересно, что ему такое известно о прежней Агнешке.
— Так расскажите. Время у нас есть, — пристраиваюсь поудобнее, ощущая, что наложенная повязка уже пропиталась кровью, и останавливаться она не собирается.
— В те давние времена здесь все иначе было, не то, что сейчас. Дважды в год на главной площади у церкви собирали славную ярмарку, куда съезжалась вся округа. На реке работала переправа. А еще по ней регулярно ходили торговые корабли, и в наши края приезжали гости не то, что с другой стороны леса, а из-за самых гор, и еще дальше. Славные были времена, — тяжело вздыхает старик.
Я внимаю каждому его слову, пытаясь представить это место таким, каким оно было много лет назад, а еще прислушиваюсь к порывам ветра за стенами. Кажется, его сила понемногу начинает ослабевать.
— И дворов здесь тогда было больше, и детишек в каждом доме, и молодых на выданье. В ту пору первой красавицей в этих краях была Зорянка, купеческая дочь. Я у ее отца на службе ходил, корабли строил, да на дочку его, как и все остальные парни, заглядывался. Характер, правда, у нее был скверный, ото всех Зорянка нос воротила, будто мы ей не ровня. Но разве сердцу прикажешь? Думал, стерпится, слюбится. Молодой еще был, дурак совсем, — смеется над собой мужчина, и я невольно улыбаюсь, хоть на секунду забыв о том, где и почему нахожусь.
— А потом в деревню приехала бедная сиротка, Агнешка. Всю семью ее сморила тяжелая болезнь, одна она чудом выжила. Юная совсем, светленькая, робкая, кожа да кости, и голубые глаза будто два чистых озера, — вспоминает мужчина с таким теплом, что это невольно трогает мое сердце. — Оказалось, Зорянкин отец ее единственный дальний родственник. Да только не обрадовался зажиточный купец такой родне, не хотел еще один голодный рот кормить. Обратно восвояси не отправил, но и принял не как подобает, выделил холодный угол в подвале и сбагрил на бедняжку всю работу по дому.
— Что было дальше? — чувствую, как начинает кружиться голова от потери крови. Лишь бы до конца бури продержаться, а там мама меня подлечит, поставит на ноги.
— Не сломила сиротку тяжелая работа, привычная она к ней оказалась. Время шло, девичья красота расцветала день ото дня. Теперь добры молодцы к купеческому дому уже не на Зорянку из окна светлой горницы приходили полюбоваться, а на босую Агнешку в самом простом платье, что во дворе хлопочет, да каждому доброе слово найдет. Я и сам тогда голову потерял, — признается старик, и робеет, будто и не было всех этих лет за его плечами. — Помню, как она белье на реке стирала, да рубашку течение подхватило. А я ни секунды не думал, нырнул следом и вернул, лишь бы девчонка улыбнулась в ответ. Всего один раз в глаза заглянул и понял, не мила мне больше Зорянка. Такая как она нужна: добрая, чистая, открытая душой.
— А что Агнешка?
— Не привечала она никого, — снова вздыхает старик. — Добрых слов и улыбок не жалела, но ухаживаний не принимала. Сколько кругами не ходил, все в пустую. И когда отцвел последний страстоцвет, у священного огня никому она венка своего не отдала, будто все ждала кого-то особенного. Однажды он за ней и приехал.
Как же хочется верить, что у этой сказки будет счастливый конец, только я уже догадываюсь, чем она закончится. Но последние кусочки пазла все-таки хочется сложить в своей голове. И я поторапливаю седого старца продолжить рассказ, пока еще не отключилась без сознания.
— Отец привез Белогора из далеких краев для своей Зорянки, и та не возражала. Жених был знатен, богат и хорош собой. Да только увидев Агнешку, жениться на его дочке передумал. Даже от преданного отказался, только бы не противились и отдали ему бедную сиротку. Ох и шуму тогда было вокруг этой истории! Купец почуял свою выгоду, Зорянка затаила кровную обиду.
— А что же Агнешка? Пришелся ли ей по сердцу заморский жених?
— Да кто же ее тогда об этом спрашивал, — машет рукой старец. — Продали бы, как вещь, и дело с концом. Свадьбу назначили на следующий год, чтобы Белогор успел достойный выкуп за невесту собрать, будто она у них на шелковых простынях спала и одним медом питалась. Первый месяц Агнешка так в слезах и проходила, пока с этой мыслью не свыклась. Только жених ее не оставлял, приезжал снова и снова. То цветок заморский привезет, то птичку певчую, то весточку пришлет с торговым кораблем. Не знаю, как у него это получилось, только пришелся этот чужестранец Агнешке по сердцу. К весне, когда лед сошел, жизнь в купеческом доме стала совсем невыносимой. Она и сама уже той свадьбы ждала, а Зорянка пуще прежнего злилась, козни готовила. Оговорила она сиротку, чистую душу. Меня настроила и много кого еще, кому Агнешка отказать успела.
— Что значит, оговорила? Как?
— Якобы не ждала она своего Белогора, а всю зиму по мужикам прыгала. Охотников до клеветы за награду достаточно нашлось. Языком молоть, не работать, дело-то плевое, и ничего, что чужое счастье под жерновами перемелется. Кто за бедную сиротку заступится? Никто. Ни отца у нее, ни брата.
— Так прям и никто? На все селение ни одного честного человека не нашлось? Вам-то она что пообещала?
Старик снова закрывает голову руками, больно ему обо всем этом вспоминать, но и отступать некуда, сам захотел душу излить.