выносивший одиночество, вдруг понял о себе кое-что. Он, Бездна пожри, ненавидит, когда его не замечают! Да еще и так картинно. Да еще и его собственная фея! Видят боги и богини, лучше бы щетинилась стальными иголками и костерила на все лады.
Ссориться, впрочем, тоже не хотелось. Попросту сил не было. Поэтому он спросил то, что сейчас интересовало больше прочего:
– Что с твоей рукой?
– Не бери в голову. Все в порядке.
Вот и поговорили.
Перед глазами, совсем как наяву, вдруг мелькнула картинка: Мэйр, окруженная зловредными красноволосыми детишками, кулаком ударяет в центр толстого пня, и тот разлетается в мелкую щепу. Довольно впечатляюще. И столь же кроваво – рука в видении казалась затянутой в красную перчатку. Теперь же о правдивости картинки свидетельствовали несколько длинных порезов да россыпь царапин на смуглой кисти.
Ну вот и хорошо.
– Зачем ты колотила пенек?
Мэйр с недовольством покосилась вверх.
– Ябеда, – проворчала она. И затем прибавила, уже глядя на Себастьяна: – Перевертыш застрял внутри пня. Ты про них должен был читать, я тебе книжку давала, помнишь?
Не дожидаясь ответа, Мэйр взмахом рук отогнала назойливые огоньки и поднялась с земли.
– Если ты нагулялся, то мы могли бы пойти домой.
Себастьян кивнул и поднялся. Но не съехидничать не смог, припомнив, как вероломно к ним ворвался некромантишка и испортил утро:
– Только если там нет этого твоего Фре-енсиса.
Волну негодования он ощутил тут же – как будто это он виноват, что его едва ли не вышвырнули из их дома! И нагло лезли в голову, нарочно думая о том, о чем Себастьян мог пока только мечтать.
– У этого моего Френсиса вообще-то работа есть.
«И целых два мудаковатых коммандера, которым не терпится послушать свежие сплетни про моего якобы парня…»
«Якобы?!» – хором возмутились внутренний голос, монстр и самомнение.
Чересчур громко возмутились, потому как Мэйр вытаращилась на него так, будто он только что убил и съел Тен-Тена. Ну или Френсиса, чтоб его Хладная.
– Домой пошли, – прежде, чем к целительнице вернулся дар речи, бросил Себастьян и быстрым шагом ушел вперед.
Желание не слушать больше чужих мыслей вспыхнуло с новой силой. От обиды, не иначе.
Глава 11
В это время года солнце клонится к закату все быстрее. С каждым днем, минута за минутой, час за часом – и не успеешь оглянуться, как за окном уже в четыре пополудни становится темно, будто ночью. Вот и сейчас, пока они дошли до дома Мэйр, всю дорогу храня тягостное молчание, сумерки опустились на опушку.
Себастьян вошел в длинную прихожую первым, тут же скидывая обувь с налипшими на нее листьями, куртку, пропахшую лесом; пристроил на обычное место свой лук.
«Даже пострелять не успел».
И когда бы? Сначала к себе звал Неметон, желая познакомиться с незваным гостем, потом ему стрельнуло поработать над защитой, отчего стало уже не до стрельбы. Да и Мэйр за спиной, сердитая и дерганая, к охоте не располагала.
Не день, а сплошное расстройство.
– Я в душ, – бросил он, направляясь к лестнице.
– Я сделаю чай, – буркнули в ответ.
Ну просто прекрасное начало вечера.
По счастью, у воды есть одно очень большое достоинство – вместе с грязью она смывает и дурные мысли. А таковых в голове Себастьяна водилось немало. Спасибо Френсису, Фалько и самой Мэйр, рядом с которой никак не получалось снова стать отстраненным занудой, интересующимся только книжками, стрельбой да сомнительными экспериментами с нестандартной магией.
Согревшись под теплой водой, от души натершись ароматным травяным мылом, в кухню Себастьян спускался в куда более благостном настроении. Мэйр привычно крутилась у стола, расставляя чашки и раскладывая по тарелкам разогретый ужин.
– Война войной, а умирать с голода никому не позволено? – усмехнулся он, глядя на эти хлопоты. – Помочь?
– Нет, спасибо, – сухо откликнулась Мэйр. – И нет, не позволено. Есть уйма куда более занятных способов умереть.
Что ж, ясно. С ним все еще не собираются разговаривать. Желание расколотить что-нибудь (а кого-нибудь – убить) вспыхнуло с новой силой. Звякнув вилкой, он уткнулся в тарелку и принялся за еду. Мэйр уселась напротив через несколько минут – раздражающе чужая, холодная и будто бы вмиг переставшая испытывать к нему хоть что-нибудь.
– Вот это все, – Себастьян, дождавшись, пока та поест, помахал в воздухе вилкой, – хотя бы к концу недели закончится?
– Радость моя, ты не мог бы изъясняться поточнее? – попросила Мэйр чуть желчным тоном. Судя по тому, как звонко обрушилась в раковину стопка тарелок, «вот это все» она прекращать не собиралась. – Не знаю, что должно кончиться у тебя, а у меня терпение на исходе.
– Твоя обида на меня, – Себастьян поднялся следом, подошел ближе к ней и оперся о стол у раковины, скрестив руки на груди, – невесть за что. Хотя это ты назвала меня увечным при своем Френсисе. И игнорируешь весь день.
Словно не желая находиться рядом с ним, Мэйр отошла к окну и принялась нервно ерошить волосы.
– А что, ты вел себя как здоровый? Френсис, конечно, та еще белобрысая козлина, но ты сам не лучше.
– Он меня провоцировал!
– Насильники так говорят о женщинах в откровенной одежде.
Себастьян даже поперхнулся от такого сравнения. Кошмарного и даже оскорбительного… но, увы, вполне справедливого. В конце концов, по закону придурок Френсис мог думать любую похабень, а вот он сам в его голову лезть не имел права. То, что контролировать свой дар как следует Себастьян пока не способен – это другой разговор.
– Я понял, о чем ты, – выдохнул он, усилием воли заставив себя не продолжать скользкую тему. – Правда, Мэйр, я понял. Но дело ведь не только в этом?
Мэйр молчала с добрых полминуты, прежде чем заговорила тихо и холодно:
– Думаешь, если я отнеслась к тебе по-доброму, то позволю вертеть собой как угодно? Я не такая мямля, какой могла показаться, Себастьян! – Она резко обернулась, обжигая злым звериным взглядом. – Да, это моя вина, я… я была недостаточно строга и к тебе, и к себе. Больше не будет никакого потакания этой твоей придури.
– Этой моей придури? – Собственный голос, чересчур желчный и такой же тихий, Себастьян услышал будто со стороны. – Вот теперь я недопонял…
– Никаких обжиманий в тепленькой постельке, – отчеканила Мэйр, – никаких идиотских подкатов. И никакого собственнического дерьма в адрес меня или моих друзей.
Не будь Себастьян менталистом, он бы поверил. И в тон, и в желание Мэйр и впрямь прекратить все то, чем пациенту и целителю заниматься неуместно. Поверил и
