правым боком в полную силу ухнул Йорку Кащеева. Тот, схватившись руками за голову, бессмысленно шагнул вперед и молча упал лицом в землю.
— Так, — сказал Черныш. — Девчонка плакать будет.
И для верности он еще ударил Йорку Кащеева сапогом меж лопаток.
— Плакать будет девчонка, — повторил он.
Делишко было закончено, но никакого удовлетворения Черныш не испытывал, словно убить-то он убил, да не того.
— Так, — сказал он, словно оправдываясь. — Тебе бы противу меня не идти. Ты — мужчина сильный, я не возражаю, да против моей силы — куда!
Йорка Кащеев лежал неподвижно, уткнув избитое лицо в землю.
— Так-то, — страдал над ним Черныш. — Силы во мне чересчур.
Он вздохнул:
— Эх, по ухабам живем: раз — вниз, раз — вверх! А надо б мягко, как на машине: чтоб быстро и не тряско.
И, махнув рукой, он пошел по направлению к набережной Невы.
Луна выкатилась из-за облака, чтобы осветить этот небольшой клочок земли с Биржей и прочими домами. Луна была желтая, круглая и добродушная.
XI
У моста стоял и зевал на луну милиционер: ведь луна только для того и вращается вокруг земли, чтобы на обоих полушариях отвлекать людей от дела.
Черныш подошел к милиционеру:
— Быстренько, товарищ, быстренько — там, представляешь ты себе, человека кончили.
Милиционер, забыв о луне, немедленно приложил к губам свисток и засвистал что было мочи. Свистя так, он быстро шел за Чернышом.
Черныш, оживившись, рассказывал, широко разбрасывая руки:
— Иду я, представляешь ты себе, и вдруг вижу: человека бьют. И как бьют: и в рожу, и по губам, и в живот. А человек не кричит, отбивается. И вижу я: скосился парень. Ты представь себе, милый, живо эту картину: лежит — что мертвый, не повернулся даже — так лицом вперед и упал.
Милиционер перестал свистеть. Он заговорил:
— А ты чего зевал? Видишь — человека бьют, отбил бы. Тоже!
— Это я не могу, — рассудительно отвечал Черныш. — Это ваша обязанность, товарищ милиционер, а моя обязанность — кликнуть вас. Я эти порядки о-го-го как знаю!
— А ты не рассуждай, — сердился милиционер, предвидя взбучку за ротозейство. — Никто тебя не просит рассуждать. Струсил — так не рассуждай!
И он снова приложил свисток к губам и оглушительно засвистел, выражая этим тревожное состояние духа. Так они подошли к телу Йорки Кащеева. Милиционер, повернув тело, удивился:
— Эх, ужас! Ужас, а не лицо.
— А было лицо, — вздохнул Черныш. — Было лицо, а стал ужас. Уж этого убивца надо по всем строгостям.
— А кто бил-то? — спрашивал милиционер.
Уже бежали к нему с разных сторон два дворника и еще один милиционер.
— А бил такой человек, — объяснил Черныш, — росту невысокого, толстоватый, при шляпе и палке. Палкой и бил. Вот представь себе картину: шляпа, палка, лицо невыразительное. Полное лицо. А одет в пиджак — отличного сукна пиджак. Я его как увижу, враз узнаю. Совсем живо представляю его фигуру.
— И в таком районе, — огорчился милиционер, подымая стек, лежавший недалеко от тела Йорки. — В таком центральном районе (его участок представлялся ему самым центральным и главным в городе). Не этим ли бил?
— Это мой хлыст, — забеспокоился Черныш. — Мой хлыст, товарищ милиционер. Я как после боя подбежал посмотреть, так и выронил. Выронил, представляешь ты себе, и тебя — кликать.
Это в первый раз за долгое время он не уследил за стеком.
— Не уходи, — строго ответил милиционер, не выпуская стека из рук. — Свидетелем будешь.
— Да я и не ухожу, — беспокоился Черныш. — Зачем мне уходить? Надо все наружу вывести. Я знаю.
Дворник отыскал извозчика. Тело Йорки Кащеева положено было в пролетку, туда же сели милиционер и Черныш, извозчик дернул вожжи, и буланая лошадь повезла четырех людей в милицию. Вызванный немедленно следователь тут же учинил Чернышу допрос. Черныш повторил ему то, что он уже рассказал милиционеру. При этом он снова наружности убийцы придал черты Чаплина. Он, кажется, и сам уже верил своему рассказу: до того ему хотелось, чтобы это было правдой.
Следователь сказал ему между прочим:
— Адрес свой, адрес запишите.
— Нет у меня адреса, — отвечал Черныш.
— Где ночуете? — спросил следователь и с подозрением глянул на Черныша (милиционер уже доложил ему о стеке).
— Почему у вас, гражданин, кровоподтек под глазом?
Черныш испугался: тонкий план грозил рухнуть из-за пустяка.
— Есть адрес, — сказал он. — Запишу.
И записал адрес Чаплина.
Полной неожиданностью было для него то, что его не отпустили на свободу. Он был задержан впредь до детального разбора дела.
XII
Варвара Петровна, без стука отворив дверь, впустила к Чаплину судебного следователя и управдома. Милиционеров следователь оставил в прихожей. Следователь глядел на Чаплина: наружность этого человека вполне соответствовала тому описанию, которое дал преступнику Черныш.
Чаплин сидел за письменным столом и пил чай с молоком. Он был без пиджака, и жилет у него был расстегнут. При виде следователя Чаплин встал, застегивая непослушные пуговицы.
— Виноват… Чем обязан?.. С кем имею честь?..
Следователь вежливо назвал себя.
Чаплин заторопился:
— Присядьте, пожалуйста.
Следователь сел за письменный стол, отодвинул стакан с чаем и тарелку с бутербродами, вынул из портфеля бумаги, а из наружного пиджачного кармана самопишущее перо.
— Можете продолжать завтрак, — сказал он. — Скажите, у вас проживал гражданин Черныш?
— Черныш? — переспросил Чаплин.
Он застегнул наконец жилет на все пуговицы и теперь надевал пиджак.
— Черныш? — сказал он. — Это бывший солдат Черныш? Нет, не проживал. Не проживал, а только обедал. Раз обедал и раз ужинал. Не ночевал ни разу. Вот и Варвара Петровна — разрешите вас познакомить — тоже может подтвердить. Я у Варвары Петровны три года на квартире живу. До того я был на фронте — боролся в Красной Армии. И вообще тихой жизнью никогда не интересовался и еще до семнадцатого года…
— Позвольте, — перебил следователь. — Я прошу вас отвечать на вопросы спокойней и логичней.
— Я логичней, — отвечал Чаплин. — Я всегда логичней, разве я не знаю?
И он усмехнулся, пожав плечами.
— Я вам даже добавлю: я был у гражданина Черныша и граммофон слушал. Еще он адрес Кащеева спросил; мужа моей дочурки, Кащеева.
Следователь быстро записывал все.
— Когда вы были у Черныша?
Чаплин назвал число.
— Где он жил в то время?
Чаплин назвал дом.
— Всю ночь разъезжаю, — сказал следователь. — Даже устал. А ночь — холодноватая, и ветер с моря. Вам без пальто тоже, должно быть, холодно было?
— Я ветром не интересовался, — осторожно отвечал Чаплин. — Я ночью дома спал.
Следователь отбросил всякие приемы: в этом деле они были не нужны.
— Вы всю
