Книга Дикие сердца - Джей Ти Джессинжер

Он все еще проклинает меня, падая.

Я мгновение наблюдаю за ним, лежащим без сознания на спине на полу.

Затем я вручаю бармену сложенную пачку наличных, допиваю свою водку и возвращаюсь домой.

31

Райли

Еще до того, как я открываю глаза утром, я осознаю, что Мал лежит рядом со мной.

Если его жар не выдавал с головой, то гигантская эрекция, упирающаяся в мое бедро, выдала.

— Не волнуйся, — шепчет он мне на ухо. — Я не собираюсь тебя трахать.

Возможно, это мое воображение, но я могу поклясться, что за этим предложением последовало невысказанное пока.

Начинаю учащенно дышать и судорожно глотать.

Когда мне удается взять себя в руки, я шепчу: — Я думала, ты злишься на меня.

— Я злился. Я пережил это.

— Где ты был?

— Тебе интересно? Ты волновалась?

— Нет. Я просто не знала, что сказать По, когда он появился, разыскивая тебя.

Через мгновение он усмехается. — Лгунья.

Я открываю глаза и тут же жалею, что сделала это. Он не только лежит рядом со мной, он со мной под одеялом. Он обнажен выше пояса.

И его большая рука снова собственнически ложится на мой живот. Под моей футболкой, прижатая к моей обнаженной коже, его ладонь горит. Его прикосновение обжигает мне душу.

Иисус, сядь за руль. Я за рулем пьяная.

Мал вдыхает воздух рядом с моими волосами. Его голос становится хриплым. — Ты, блядь, понятия не имеешь, что со мной происходит, когда ты так дрожишь.

— Пожалуйста, перестань произносить слово на букву "F".

— Я слишком наслаждаюсь твоей реакцией на это, чтобы остановиться.

— Почему ты со мной в постели, если это не так, хм...…ты знаешь.

Он намеренно говорит мне на ухо: — Не собираюсь ли я трахнуть тебя?

Я зажмуриваю глаза. Пальцы на ногах непроизвольно поджимаются.

Его смех низкий и довольный. — Я с тобой в постели, потому что это удобно. Потому что мне нравится лежать рядом с тобой. Потому что я хочу быть здесь.

Черт возьми, от него вкусно пахнет. И он хорош на ощупь, такой теплый и сильный.

И он жесткий.

Везде.

Он нежно проводит большим пальцем по моему шраму. — У тебя сегодня сильно болит?

— Не так сильно. Больше похоже на тупую боль.

— Ты принимала свои лекарства прошлой ночью перед сном?

— Да.

— Хорошая девочка. После паузы он говорит хриплым голосом: — Ты делаешь это намеренно?

Я выпаливаю: — Я ничего не могу с собой поделать, меня трясет!

— Это больше похоже на дрожь. Дрожь по всему телу.

— Если бы ты перестал говорить таким тоном, со мной все было бы в порядке!

— Каким тоном?

— Этот сексуальный тон!

Он говорит что-то по-русски, что звучит непристойно, затем хихикает, когда моя дрожь усиливается.

Я пытаюсь встать, но он перекидывает свою ногу через мою и притягивает меня обратно к себе, переворачивая так, что мой живот прижимается к его животу. Я кладу голову ему под подбородок и прячу лицо у него на груди, пока он смеется надо мной.

Поглаживая рукой вверх и вниз по моей спине, он дает мне время успокоиться, прежде чем поцеловать в шею и снова заставить меня учащенно дышать.

Он бормочет: — Почему ты такая пугливая? Я сказал, что не собираюсь тебя трахать.

— Это твоя борода.

— Что?

— Твоя борода.

Кажется, он сбит с толку. —А что насчет её?

— Это щекотно.

За полсекунды он превращается из растерянного в обжигающе горячего бога секса, хрипло говоря: — И ты бы хотела почувствовать щекотку между бедер, не так ли?

— Нет.

— Тогда почему ты сжимаешь ноги вместе?

— Я не сжимаю.

Его смех слегка прерывистый, но чрезвычайно довольный. — О, да, ты сжимаешь их, детка.

— Я действительно ненавижу, когда ты самодовольный.

Сотрясаясь от беззвучного смеха, он прижимается губами к моему плечу, оттягивая для этого вырез моей футболки, не забывая при этом слегка водить своей бородой по моей коже. Он наклоняется, берет меня за задницу и сжимает.

Затем он издает самый чисто мужской звук, который я когда-либо слышала, — глубокий грудной стон удовольствия.

Я вспотела. Мое сердце учащенно бьется. Мои соски затвердели, а пульсация между ног становится интенсивной.

И дрожь. Можно подумать, что я лежу голая на ледяном ложе!

Он перекатывает меня на спину, обхватывает мою голову руками, заглядывает глубоко в глаза и произносит длинную и страстную речь, полностью на русском.

В конце он целует меня.

Глубоко. Жадно. Страстно.

Затем он скатывается с меня, встает и идет в ванную, захлопывая за собой дверь.

Он включает душ.

Он там надолго.

Целую неделю после этого он почти не смотрит на меня.

Каждую ночь он спит сидя в кожаном кресле в углу спальни.

Он рубит дрова топором, как будто казнит приговоренных к смертной казни членов королевской семьи.

Он отправляется на охоту в лес, исчезая на несколько часов. Он возвращается с лосем, олениной и кроликом, которых он мастерски освежевывает и разделывает, пока я наблюдаю, очарованная и испытывающая отвращение.

Он готовит нам еду, варит кофе, моет посуду, поддерживает огонь в каминах, ремонтирует протекающую раковину, моет полы, чистит свое оружие, ремонтирует доску на крыше, проводит инвентаризацию припасов, ездит в город пополнить запасы консервов и всякой всячины, убирает снег с крыльца, бреет опасной бритвой под челюстью, чинит провисший подоконник и выполняет дюжину других задач с такой абсолютной компетентностью, что у меня такое чувство, будто я получаю мастер-класс по искусству мужественности.

И каждую ночь он купает меня.

То, что начиналось как упражнение в унижении, родившееся по необходимости, потому что мы не могли намочить мои швы, постепенно превращается во что-то другое.

Что-то интимное.

Это становится ритуалом, о котором мы никогда не обмениваемся ни словом. По вечерам после ужина, когда он убирает посуду, а я чищу зубы, он наполняет ванну, снимает с меня очки, затем раздевает меня.

Я лежу обнаженная в теплой воде с закрытыми глазами, чувствуя, как его руки скользят по моему телу, и слушая, как он говорит.

Всегда, всегда на русском.

Прикосновения чувственны и глубоко расслабляют, но никогда не сексуальны. Он как будто запоминает мое тело своими руками, рисует кончиками пальцев все мои изгибы и углы, запечатлевая меня в памяти.

Одуревшая от удовольствия, я пассивно лежу в ванне, пока его мыльные пальцы скользят по моей коже.

Позже, в одиночестве в постели, я сгораю.

Я