меня так вставляет от этой маленькой мегеры, что я не могу отойти даже спустя пару месяцев непрерывного траха. Я постоянно ее хочу.
– Куда ты дел презерватив? – неожиданно спрашивает она, напрягаясь в моих руках и я морщусь, понимая, что никакого презерватива не было.
– Блядь, я забыл про него!
Эти слова оказывают эффект разорвавшейся бомбы. Стужа резко отталкивается от меня, скользя задницей по плитке, чтобы смотреть мне в лицо, и я ясно вижу, как в ней разгорается ярость.
– Забыл?! Что значит забыл, какого черта, Фед?! Я же говорила! Я предупреждала тебя! Как ты мог забыть, если до сих пор тянулся к нему на автомате? Ты хоть понимаешь, что наделал?!
Она буквально кричит во всю глотку, покрасневшая и злющая, ударяя меня в грудь ладонями снова и снова, словно пытается вбить в меня каждое слово. Я в шоке от ее вспышки, учитывая, что мы оба проверялись недавно и установили, что здоровы, а еще, я знаю, что она принимает таблетки, хоть и не сказала мне об этом. Но у Стужи какой-то бзик на теме презиков. Она только отсасывает мне без резинки, а секс без нее – жесткое табу. И теперь мне интересно, почему, учитывая, что ее реакция далека от нормальной, она на моих глазах начинает скатываться в истерику, беря душевую лейку и направляя ее себе между ног, маниакально смывая все, что могло остаться у нее внутри.
– Прекрати! – хватаю ее за руку, пока она себе не навредила, потому что импульсивные движения ее пальцев далеки от нежности. – Черт, ты же сделаешь себе больно, дура! Что за истерика на пустом месте, если ты принимаешь таблетки?!
– Отпусти! – кричит она, пытаясь вырвать руку из моей хватки. – Ты не понимаешь, таблетки не дают гарантии! Двойная защита! Всегда используй двойную защиту!
– Да успокойся, ты, блядь! – вырываю у нее чертову лейку. – Стужа, хватит!
– Ты не понимаешь! – маниакально повторяет она. – Отпусти, Фед! Надо хотя бы смыть, отпусти меня!
– Ты вымыла уже все, что можно было, – пытаюсь привести ее в чувства, начиная всерьез беспокоиться. – Ну же, Стужа, успокойся. Все хорошо, слышишь?
– Это все ты виноват! – бьет она меня свободной рукой по груди. – Это все ты, ты, ты! Ненавижу тебя! Как ты мог?!
Она начинает рыдать, пока я стою в полном шоке от происходящего, но по крайней мере больше не пытается себя покалечить и я осторожно прижимаю ее к себе, не наталкиваясь на сопротивление. Стужа, наоборот, утыкается лицом в мое плечо, обнимая меня за спину и плача так, что у меня в груди зреет огромный неприятный ком. Я держу ее, шепча, что все хорошо и поглаживая по спине, но не делаю попытки вывести из душа, пока ее громкие, душераздирающие рыдания не переходят в тихий плач. Мы стоим так неизвестно сколько времени, но как только она намного затихает, я тянусь и выключаю воду. Это движение, кажется, привлекает ее внимание, потому что Стужа медленно отстраняется от меня, вытирая слезы на щеках и не глядя мне в глаза. Выражение ее лица становится отчужденным. Она закрывается и меня это, черт бы все побрал, очень напрягает, потому что я в полном недоумении из-за ее истерики и, если мне придется выпытывать у нее ответы, я точно начну психовать!
Тем не менее, я позволяю ей выскользнуть из душа, шагая следом и вытираясь полотенцем. Она спешит сбежать от меня в спальню, но я не отстаю.
– Тебе пора, – заявляет вконец охреневшая сучка, рыща в своем гардеробе.
– Охуеть! Ты реально считаешь, что я уйду? Ничего не хочешь объяснить?
– Я не обязана ничего тебе объяснять! – снова включает гнев Стужа, глядя на меня вызывающе, но все впечатление портит ее красное и опухшее от слез лицо. – Ты облажался, Дубов! Я четко сказала, что никакого секса без презерватива! Я доверяла тебе, потому что все время, что это длится между нами, ты ни разу про него не забывал. Что же случилось в этот раз? Ты поленился? Тебе было невтерпеж? Или ты сделал это специально, потому что тебе не нравятся резинки?
– Что за хуйню ты несешь? – даже понимая, что она специально нападает, начинаю злиться я.
– Я не говорила тебе, что принимаю таблетки! Но ты это знаешь откуда-то, поэтому и не беспокоишься о возможных последствиях. Конечно, это ведь не тебе с ними разбираться! Мое тело – моя проблема, так? Подумаешь, Стужа может залететь, аборт – плевое дело.
– Ты в своем уме? – абсолютно шокирован я ее обвинениями. – Что у тебя за бзик, бля? Риск залететь принимая таблетки от одного раза без презика – это просто пшик. Из-за чего ты так истеришь? Да, я забыл, но это случилось один-единственный раз. Я тоже человек, представь себе! Это просто абсурд какой-то! В чем твоя проблема? Ты можешь мне прямо сказать?
– Ты – корень всех моих проблем! – кричит она, снова выходя из себя. – Все плохое, что происходит со мной, всегда связано с тобой! Ты не оставляешь меня, даже когда я изо всех сил стараюсь тебя избегать. Преследуешь, чтобы снова испортить мне жизнь! Сколько еще боли ты хочешь мне причинить, прежде чем оставить, наконец, в покое? Что такого я сделала тебе, Фед, что ты так ненавидишь меня?
– Ты дура! – не могу сдержать злость, услышав эти абсурдные слова. – Ненавижу тебя? Серьезно? Разве то, что мы делаем, похоже на ненависть, Стужа? Мы вместе – ты и я, из ненависти? Скажи мне, блядь, правду, наконец! Перестань прикрываться этой тупой агрессией! В чем проблема на самом деле?
Это заставляет ее замолчать. Она отворачивается, зло вытирая щеки, по которым снова текут слезы, и начинает отрывистыми движениями натягивать на себя пижамные штаны и топик. Я терпеливо жду, потому что не сдамся, пока не получу ответы, и наблюдаю, как она мечется по комнате, сначала вытирая волосы полотенцем, потом нанося на лицо какой-то крем и наконец, обмякая от поражения прямо за туалетным столиком. Ее плечи опускаются, взгляд устремлен в пол и я понимаю, что она заговорит, прежде чем это происходит.
– Я была когда-то беременна, – звучит тихое признание, которого я ожидал в последнюю очередь. – Это получилось случайно, но я смирилась, не собиралась делать аборт. А потом у меня случился выкидыш и пережить это было… Не знаю, слово «трудно» недостаточно описывает то, что со мной происходило тогда. Я испытывала настоящее горе, хотя изначально даже не хотела этого ребенка, беременность ввергала меня в ужас. Поэтому я так осторожна теперь. Не
