поднять голову, чтобы не утонуть в очередном круговороте чувств.
— А что ты хочешь услышать? Мы поцеловались. Не думаю, что для тебя это какое-то особенное событие. К тому же ты явно был расстроен, а я просто подвернулась под руку.
Собственные слова причиняют мне дикую боль.
Богдан берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.
— Ты так все это видишь?
— А разве нет? Богдан, это всего лишь поцелуй, — стараюсь отвернуться, но он не отпускает.
Он никогда меня не отпускает.
Его брови сходятся на переносице и мне становится не по себе от этого насупленного взгляда. Богдан проводит ладонью по лицу, делает медленный вдох, а затем вновь смотрит на меня так, будто собирает последние частички терпения лишь бы не взорваться.
И я понятия не имею, что значило его «я хочу кое-что проверить».
— Тогда если это ничего не значит, почему сбежала на ночь к Полине?
Обычно мне не составляет труда выдать колкий и язвительный ответ. Особенно ему. Но в данную минуту я открываю и закрываю рот, так как мой словарный запас сузился до трех слов «мне слишком страшно».
Я боюсь, что Богдан причинит мне боль.
Опершись локтями в колени, он складывает руки под подбородком.
— Я сам не понимаю, что на меня вчера нашло, — признается он, взъерошивая волосы.
Что-то больно колет в груди от его слов.
— Мне просто хотелось хоть что-то почувствовать. Рядом с тобой у меня сносит голову. Наши вечные перепалки, твои гневные взгляды, стоит мне внезапно появиться. Все это делает меня живым, — на его губах появляется грустная улыбка и мне приходится сжать ладонь в кулак, чтобы не потянуться к нему. — Ты бесишь меня до жути, но именно рядом с тобой я вспоминаю, каким был когда-то.
Облизнув пересохшую губу, отвожу от него взгляд, восстанавливая сбитое дыхание. Только Богдан может сказать «ты меня бесишь» в таком контексте, что я начинаю опасаться за свое сердце.
Почему чувствовать — это так сложно?
Пусть мне страшно, но в одном Богдан прав — рядом с ним я тоже становлюсь живой.
Глава 27
Богдан
— Так и будешь делать вид, что ничего не происходит? — спрашиваю я.
Кладу ключи на тумбочку и прохожу в гостиную. Мира стоит в полоборота ко мне и ее плечи заметно напрягаются. Клянусь, каждый день подобен “дню сурка”. Мы встречаемся в пустой квартире под покровом ночи, я делаю к ней шаг, в то время как Мира несется от меня со скоростью света, словно гребаный Бари Аллен в женском обличии.
Кидаю куртку на диван и сложив руки на груди, смотрю на упрямую девчонку. Она в очередной раз отводит взгляд и роется в своей сумке. Только ради нее я торчу в этом проклятом клубе, работаю барменом и таскаюсь по всему городу, хотя у самого проблем невпроворот. Но вот он я. В очередной раз стучу в закрытую дверь, в надежде, что мне откроют или хотя бы оставят небольшой просвет.
— Я сегодня позвонила парочке кандидатов, так что думаю на днях ты можешь больше не выходить в клуб, — Мира кладет свой ноутбук на стол.
Думаешь переиграешь меня?
— Очень любезно с твоей стороны, но меня сейчас это мало волнует. Почему ты избегаешь меня?
— Кажется мы прояснили этот вопрос еще вчера.
Она беззаботно пожимает плечами и снова пытается забраться в свой панцирь.
— Это была твоя версия.
— Богдан, пожалуйста, давай забудем об этом. Ты в скором времени уедешь, я останусь здесь. Какой вообще смысл об этом говорить? Если бы я и решилась на какие-либо отношения, то уж точно не на те, которые могут рухнуть в одночасье.
— Ты всегда такая пессимистка?
— Я предпочитаю трезво смотреть на вещи, — она закусывает губу, а затем прокашливается. — И раз уж мы все прояснили, то хочу, чтобы ты знал. Я решила дать шанс Никите и…
— Ты совсем спятила?
Я был готов терпеть факт отрицания притяжения между нами, но дать шанс тому, к кому она совершенно ничего не чувствует выводит меня из себя. Хочется подойти к ней и встряхнуть, чтобы эта упрямая девчонка прекратила отгораживаться от меня. Что собственно мешает мне это сделать?
— Ты готова быть с ним, лишь бы не со мной?
— Это не имеет к тебе никакого отношения. Ты хотел, чтобы я была честна, так вот, я знаю Никиту много лет, у нас с ним много общего, и мы понимаем друг друга с полуслова.
— Чушь собачья. Он ни черта тебя не понимает, — я всплескиваю руками. — Может вас связывает музыка, но ты к нему относишься как к другу и не более. Рядом с ним ты спокойная и тихая. На твоем лице нет ни одной эмоций, кроме благодарности.
— Может спокойствие — это именно то, чего мне так не хватает, — тихо отзывается она, глядя себе под ноги.
— Возможно, но на безразличии или чувстве благодарности никогда не построишь тех отношений, из-за которых захочется рискнуть.
Ее глаза вспыхивают яростью, и я сдерживаю подступающую улыбку. Вот то, о чем я говорю. Она чувствует. Мира приходит в гнев защищаясь, убегая от истинных чувств. Если надо будет пробиваться сквозь ее колкости, то для меня это не составит труда.
Она поворачивается и гневно тычет пальцем в мою сторону.
— Не тебе указывать мне, что я должна чувствовать. Ты думаешь, что имеешь право на это? Нет! Ты вдруг что-то почувствовал, а теперь я должна перевернуть всю свою жизнь и ответить взаимностью, — ее грудь тяжело вздымается, а дыхание затрудняется из-за чего голос начинает дрожать.
— Ты уже это делаешь.
— Нет! — она быстро машет головой, отчего волосы, завязанные в пучок на затылке, рассыпаются по плечам.
Я подступаю к ней и Мира пятится к стене.
— Ты говоришь, что решила дать ему шанс. Окей, вперед, — ухмыляюсь я, сокращая расстояние. — Но я прекрасно знаю, что потом ты пожалеешь об этом. Ты понимаешь, что причинишь боль другу, но все равно идешь на это, лишь бы спрятаться самой и не принимать этих чувств.
Она снова отрицательно качает головой и закусывает губу.
— Сомневаюсь, что твое сердце бьется так часто, что готово выпрыгнуть из груди, когда ты находишься рядом с ним.
Я делаю еще несколько шагов и останавливаюсь в нескольких десятках сантиметров от нее. Мира нервно сглатывает и не сводит с меня взгляда.
— Не думаю, что твоя кожа покрывается мурашками, стоит ему коснуться тебя, — протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее щеки.
Мира закрывает глаза и
