такие натянутые ранее до самого предела душевные струны. Это была не его Маша! Той девочки, которую он любил своей первой юношеской горячей любовью, попросту не было, она давно умерла, пусть даже только у него в душе. Перед ним была красивая, холодная, коварная и расчетливая женщина. Пять лет прошло, как они расстались. И как же они повзрослели. А ведь он все эти годы пестовал и хранил в душе образ той милой, доброй, чистой и нежной девицы. Только одна Анхен смогла его отодвинуть. Вот кто действительно был милым, искренним и чистым человеком. Перед глазами промелькнул образ погибшей невесты, потом почему-то всплыло лицо Катарины, и он резко выдернул свою руку из горячих ладоней Воронцовой.
— Графиня, прошу вас меня простить. Извините, но я вынужден вас покинуть. Совсем забыл, мне завтра поутру убывать, и еще ждут «государственные дела». Прощайте! Честь имею! — Егоров вскинул руку к картузу и резко, так что волчий хвост хлестнул его по плечу, развернулся.
— Алексей! — позади раздался удивленный и обиженный оклик, а он уже шел в сторону выхода из парка.
Целый кусок с корнями был вырван сейчас из книги его жизни. «Ну почему мне так не везет с этими Машками?!» На душе было пусто и легко!
— Так, вот вам коробка с медалями для нижних чинов, пересчитайте их, сто семьдесят девять штук всего здесь должно быть, учитывая, что одну ваш егерь уже получил. Вот вам новое предписание и прогонные документы как лицу, состоящему в восьмом классе табеля о рангах, — адъютант московского генерал-губернатора пододвинул Алексею листы бумаги, заверенные большой гербовой печатью.
— Сто восемьдесят? Почему сто восемьдесят медалей? Так у меня в роте всего полторы сотни из нижних чинов по штату? — Егоров непонимающе уставился на штабного офицера.
— Господин премьер-майор, мое дело маленькое — это выдать вам все что положено и дальше продолжать работать, — вздохнул адъютант. — Там за дверью два десятка людей своей очереди дожидаются, причем даже в чинах полковников люди есть. Мы ведь вас и так вперед всех сюда пропустили. Вы лучше то, что вас сейчас интересует, в каком-нибудь другом месте уточняйте, хорошо? А наше дело маленькое. Да, и вот тут, тут и еще вот тут, во всех этих журналах распишитесь.
— Хорошо, хорошо, — кивнул Алексей. — Извините меня за эту задержку.
— Ничего страшного. И еще одно, Алексей Петрович, будете сейчас выходить, зайдите в коридоре в третью дверь справа, — офицер махнул в сторону выхода. — Там у вас вроде тоже какие-то формальности еще остались.
— Разрешите! — громко хлопнув дверью, Алексей с ходу заскочил в небольшую комнату и замер на ее пороге. Перед ним, вальяжно развалившись на широком стуле, сидел нога на ногу барон фон Оффенберг.
— Чинов наполучал. Саблю и кольцо, можно сказать, из рук самой императрицы принял. Все новые, только что начеканенные медали тоже себе заграбастал. А еще чуть ли не целый казенный тульский завод по выпуску штуцеров под себя подмял, — перечислял все последние Лешкины «грехи» Генрих Фридрихович. — Ты не обнаглел ли, майор Егоров?! Совесть-то хоть немного поимей!
— Ваше высокородие! — заорал восторженно Лешка. — Я тоже рад вас так видеть! Господин бригадир! Генрих Фридрихович, а я ведь искал вас! Поблагодарить, поздравить с этим самым бригадирством хотел! — Алексей чуть ли не пританцовывал от радости возле начальства.
— Но-но, Егоров, это что это за нежности! — барон отодвинулся подальше за стол. — Медали, вон, уронишь! Положи их на стол! И хватит уже тут козлом скакать! Ах ты лис! Ла-адно уже, садись давай, вижу, что искренне мне радуешься! Давай рассказывай, как у тебя там дела на Буге и вообще как тебе в отпуске живется? Ты же вроде у нас теперь господин землевладелец, — с хитрым видом подколол он егеря.
— Так вот он, весь наш участок общей длиной где-то около двадцати пяти — тридцати верст. Местность там в основном ровная, сплошной, голой степи нет, все в основном перелесками, густым кустарником, плавнями и зарослями камыша вокруг покрыто, — подводил итог своему рассказу Алексей. — Мы его условно разделили на пять примерно равных участков. На каждом из них начали создавать по одному малому земляному укреплению. Объезжаем, оглядываем, стараемся держать все как можно плотнее, но-о надежно все прикрыть своими людьми мне вряд ли удастся, господин бригадир.
— Что, совсем сырой этот Бугский казачий полк? — Генрих Фридрихович внимательно разглядывал самодельную карту пограничной линии, представленную Алексеем.
— Как боевая единица он, конечно, того, — вздохнул Алексей. — Совсем даже слабый. В боевых действиях во время войны участия почти не принимал, так, больше армейские наши тылы прикрывал, да дезертиров по степи ловил. А тут напротив нас двадцать восемь тысяч регулярного турецкого войска стоит. Мы и мявкнуть не успеем, если они на нас вдруг полезут.
— А для большего вы там и не нужны, — тихо, словно сам с собою, проговорил барон. — Только мявкнуть и быстрей откатиться. А дальше с противником будет уже регулярная полевая армия воевать. Вот какое дело, Егоров, этот мир был нам нужен так же остро, как и туркам. Поэтому, договариваясь с ними, и пришлось нам пойти на определенные уступки, пусть даже по второстепенным вопросам. Думаешь, чего это самый ближайший пехотный полк да и вся полевая армия стоит от вас за сто верст? А вот того, потому как договоренность такая была, что мы отведем, кроме ограниченных пограничных сил, все свои остальные войска от Буга. И выполнять мы ее будем, ибо нам пока нужно хорошо укрепиться после этой недавней изнурительной войны. Но, с другой стороны, нужно не допустить сношения гарнизона Очакова с татарами Крыма и выхода на наш левый берег Буга османских дозоров. А там, в Крыму, ситуация, Алексей, совсем не простая, — и он тяжко вздохнул. — Позиция нынешнего российского ставленника хана Сахиб Гирея очень слабая. В полную силу мы ему там помогать не можем и, дабы не слыть оккупантами, свои войска большей частью из полуострова вывели, оставив их только лишь в нескольких ключевых крепостях. И сейчас там идет ожесточенная внутренняя борьба, вмешаться в которую на этом этапе России было бы неразумно. Всему свое время. А пока вы должны держать эту линию и не давать проскакивать через нее татарам из Крыма и, соответственно, туркам из Очаковской крепости. Тут всего-то две с половиной сотни верст по прямой. На своей земле вы вольны бить чужаков насмерть, если что, мы вас тут обелим. Но на противоположную сторону лезть категорически запрещаю! Как бы вас там ни провоцировали. Ты меня, надеюсь, понял?
— Так точно,
