Книга Тайна черного ящика - Михаил Серегин

Вопрос повис без ответа. На меня навалилась какая-то апатия. Со мной это бывает, когда я лишена возможности действовать активно и вынуждена просто чего-то ждать. Ненавижу ожидание!

Думать не хотелось. Ничего не хотелось. Руки и ноги ломило, как от долгой и трудной ходьбы, в груди почему-то тоже началось странное покалывание. А в довершение ко всему сильно стали чесаться руки и шея. Я уже растерла себе горло до красноты, а зуд все не проходил. Поглядывая на Менделеева, я заметила, что он часто расправляет плечи, словно от сильной усталости, и тоже начесывает себе спину и сломанную правую ногу.

«Что за чесотка на нас свалилась? – подумала я. – Может быть, кто-то из них заразил меня этой дрянью?»

Я оглянулась на Анохина. Тот прислонился к стене, закатил глаза и тихо постанывал. Вид у него был совершенно больной.

– Николай Яковлевич! – сказала я Менделееву вполголоса. – А этот Анохин, он здоров? Вид у него что-то неважный…

Менделеев повернулся ко мне, посмотрел на меня, потом на Анохина. Затем улыбнулся и отвернулся снова.

– Да не бойся, Николаева, это не заразно. Это легкие симптомы кессонной болезни. Как только полностью выровняем давление – само пройдет через пару часов. Я в молодости работал водолазом, можешь мне поверить.

– Я бы рада вам поверить, – неожиданно для себя сказала я. – И не только в этом, но не могу…

– Что такое? – Он снова повернулся ко мне. – Ты опять начинаешь нашу странную словесную игру?

– Это не игра, Николай Яковлевич, – возразила я. – Григорий Абрамович, которого вы не можете не знать, из-за этой игры уже месяц лежит в больнице… Если это и игра, то начала ее не я. Это жестокая игра. Я не люблю играть в такие игры.

Менделеев хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну да! Вспомнил! – воскликнул он. – Ты же из группы Воротникова. Знаменитый тарасовский психолог, про которого он нам все уши прожужжал. Вот уж не думал встретиться с тобой при таких обстоятельствах.

Наверное, мое состояние было тому причиной, но я совершенно не обратила внимания, что он гораздо раньше уже вспомнил один раз, кто я такая – и фамилию мою, и даже специальность. Он же сам мне об этом сказал! А теперь он попросту валяет ваньку! Или – тоже забыл, что уже говорил это.

– Так вы, значит, не сомневаетесь, что я та, за кого себя выдаю? – спросила я, улыбнувшись.

– Так же как и ты не сомневаешься, я думаю, что я именно Николай Яковлевич Менделеев, – улыбнулся он мне в ответ.

– А кто это? – спросила я, кивнув на Анохина, который, казалось, задремал в своем углу.

– А вот это и меня интересует больше всего остального, пожалуй, – сказал Менделеев.

– Может быть, вы расскажете, что же произошло в самолете? Как это было на самом деле? – попросила я со всей вежливостью и доброжелательностью, на какую была в этот момент способна. – Мне показалось, что вы рассказали далеко не все…

Он посмотрел на меня снисходительно, но на этот раз – добродушно.

– Ты мне сначала объясни, – спросил он, – в чем ты-то меня подозреваешь? В том, что я взорвал этот самолет? Или в том, что я хотел угнать его в Турцию? Кстати, почему именно в Турцию? Глупость какая-то!

– Давайте так, Николай Яковлевич, – предложила я. – Вы рассказываете мне, что там у вас произошло на борту самолета, а я раскрываю свои карты – в чем я вас подозреваю и почему. Так пойдет? Но только вы – первый!

Он посмотрел на меня еще раз и улыбнулся на этот раз удивленно. «Что за девчонки становятся офицерами МЧС!» – прочитала я в его взгляде.

– Ну, что ж! – вздохнул он. – Мне скрывать-то, собственно говоря, от тебя нечего. Я и в самом деле летел в этом самолете как частное лицо, хотя и не в отпуск, и не к друзьям, и даже не в Красноводск. Со мной был один мой старый товарищ…

Он помрачнел.

– …Чином он не вышел. Жизнь у него как-то не так сложилась, как у меня, но человек был надежный. Не то чтобы телохранителем при мне он был, специальной подготовки для этого он не имел, а вот чутье у него на всякие гадости было хорошее. Ну и полетел со мной, так, на всякий случай. Если, говорит, что – так я первый почую… Ну и почуял…

Менделеев помолчал пару секунд.

– Нам минут пятнадцать до посадки в Красноводске осталось. Там бы, вероятно, и застряли. Прогноз паршивый, можно ли дальше лететь – неизвестно. Сижу, нервничаю. Встреча может сорваться, а встреча важная. Теперь-то уж точно – сорвалась. Ну, да ладно, теперь другие дела пошли, надо сперва с ними разобраться… Нервничаю, значит. Тут Леня меня за плечо трогает и говорит: «Посмотри, говорит, на того вон, худого, словно мощи, придурка, что в первом ряду сидит». Я, конечно, посмотрел. Ну, сидит, ну, головой туда-сюда крутит. Ну и что с того? «Что-то он слишком нервничает», – говорит тут Леня и встает с кресла. Представляешь, в этот же момент встает и тот, с первого ряда кресел. Встает и шмыг в кабину к пилотам. Леня в два прыжка – за ним. Я за Леней. «Что за х… за ерунда такая?» – думаю. А тут этот козел в проходе меня встречает и давай за меня цепляться. Я от него еле отбился. Только хотел за Леней к пилотам протиснуться – оттуда этот, пассажир худой, выскакивает и в стойку против меня встает… Дерется он, конечно, профессионально, это я могу подтвердить. Съездил меня так, что я в салон отлетел, к какой-то тетке под ноги. Только я вскочил на ноги и хотел его уже по-настоящему приласкать, уж поверь, я это умею, когда меня разозлишь, как самолет начал резко высоту терять, ну, прямо нырять начал. Мы все с ног сразу же покатились – и я, и этот костлявый хмырь, что ногами махал, и этот козел тоже…

Он кивнул на сопящего в углу Анохина.

– Я уже почти ползком начал к кабине пилотов пробираться. Что там происходило – ума не приложу… Тут вот и раздался взрыв. Где-то впереди. Что там могло взорваться? Ты, если не двоечница, должна знать, что впереди у самолета ничего взрывоопасного нет… Значит – бомба. Сейчас, думаю, как пиз… как стуканемся об воду! Но к тому времени мы скорость уже потеряли почти, так, больше планировали… Короче, самолет плашмя на воду спланировал и начал тонуть… Знаешь, я дольше слова эти произношу, чем все это происходило на самом деле. Мгновенно ко дну пошли. Что тут началось – я просто не знаю! Пассажиры все в хвост ломанулись, потому что самолет носом вниз накренился и со стороны носа вода хлещет. Друг через друга лезут, топчут друг друга… Зрелище не из приятных, мягко выражаясь. Погружались мы, наверное, секунд тридцать, не знаю точно, может, меньше, может, больше… Потом удар! Я еще удивился, я-то думал, Каспийское море значительно глубже! Потом опять словно провалились куда-то, и еще один удар. И уже застряли прочно. Воздух в носовой части скопился. Самолет носом торчит в дне, градусов так под пятьдесят, если судить по полу салона. В иле, наверно, увяз. Пассажиры, как куры на нашесте, на креслах верхом сидят, повцеплялись, кто как может. А снизу, со стороны носа самолета, – вода! Представляешь! И даже селедка какая-то плавает в самолете. Прямо – какой-то водолазный колокол получился. Сначала – визг, вопли… Потом поняли все, что остается только сидеть и ждать, когда до нас спасатели доберутся, притихли все…