мог её услышать:
— Не бойся, не бойся, бедненький! Не оставлю тебя с этой разбойницей. С собой возьму. Под высоким дубом вырою тебе глубокую могилку. Листочками её выстелю и тебя прикрою листочками. Будет тебе хорошо, покойно… Хоть один из прежних друзей будет рядом… Ни за что тебя здесь не оставлю.
Она наломала зелёных еловых веток, прикрыла зверька и, положив его вместе с пахучей хвоей в передник, заторопилась домой.
Взгляни она на растущие в сторонке лопухи, ей сразу бросилось бы в глаза, что большие округлые листья шевелятся, хотя воздух тих — ни ветерка, — а под ними мелькает что-то красное, будто огонёк.
Едва она свернула на тропинку к дому, лопухи раздвинулись, и показался хорошо знакомый нам гномик Петрушка. Озираясь по сторонам, он спросил шёпотом кого-то:
— Взяла?
В ответ из бурьяна, скрывавшего норку хомяка, послышался тихий голос:
— Взяла!
И из травы, приложив палец к губам, осторожно вылез Хвощ. Но весёлый Петрушка, не выдержав, закричал, приплясывая от радости:
— Ну и ловко же мы это обделали! Ну и ловко!
— Тише ты, сумасшедший! — зашипел Хвощ, хватая его за руку. — Орёшь, будто ты один здесь! Услышит ещё…
— Да что ты… Кузнечики вечером так наяривают, что больше ничего не слышно. Ну, а разве не ловко мы всё это подстроили?
— Тут и ловкость не нужна! Она сама, без подсказки, всех жалеет. Такая добрая…
— Это верно! Золото, а не девочка! С другой бы ещё повозиться пришлось!
— Но только ты так громко подсказывал про дуб да про могилку, что я даже испугался: вдруг обернётся и увидит тебя в лопухах.
— Уж я такой! Не люблю канитель тянуть! Или пан, или пропал! Вот видишь — она ничего не заметила.
— Зато у меня совсем ноги затекли, — сказал Хвощ. — Ведь спозаранку сижу здесь и веточкой муравьёв от хомяка отгоняю, чтобы Марыся не побоялась его взять.
— А я и вовсе чуть ноги не переломал, когда удирал от Марыси, чтоб её сюда заманить. Она, наверное, подумала, что это ты: я даже колпак надел и трубку у Василька одолжил, чтобы на тебя быть похожим. А как влетел в лопухи — думал, заору. Оказывается, там крапива! Представляешь? Если бы не король, ни за что бы не усидел! Полно крапивы! Но что поделаешь, раз ему обязательно нужно, чтобы Марыся зерно нашла и этим Петра отблагодарила. Ну, пошли за ней… Только тише…
— Знаешь, Петрушка, ты бы разулся — у тебя сапоги скрипят!..
— Разуться? Ещё не хватало! Шлёпай сам босиком, тебе небось не впервой — привык, когда у бабы подкидышем жил. Но чтобы я, слуга и приближённый его величества, босиком ходил?!
— Не хочешь — как хочешь! Пошли! Только не скрипи!
— А на что мне скрипеть!..
И молча, взявшись за руку, они, крадучись, пошли за девочкой.
Петрушка приседал на цыпочках в высоких красных сапогах, и в самом деле скрипевших, как немазаная телега, а Хвощ шаркал огромными туфлями, которые поминутно сваливались у него с ног.
V
Взошла луна и волшебным серебряным светом озарила тропинку. Марыся, вся белая в лунном сиянии, шла, подняв лицо и крепко сжимая худыми ручонками края передника, из которого торчали еловые ветки, прикрывавшие хомяка. Она торопилась — перед сном надо было ещё кое-что успеть по хозяйству.
Дорогой она всё раздумывала: сказать Кубе с Войтеком про хомяка или не говорить?
Вдруг рядом послышался шёпот:
— Нет, нет! Не говори! Ещё, чего доброго, выроют хомяка. Мальчики они, конечно, неплохие, но ведь у ребят всегда озорство на уме. Лучше не говори!
А Марысе показалось, будто она сама это подумала. Она прибавила шагу, не замечая, что рядом с её тенью скользит по дорожке ещё чья-то коротенькая тень.
Это был Петрушка. Ему непременно нужно было, чтобы Марыся сама похоронила хомяка. Нешептав ей это, он двумя большими прыжками вернулся к Хвощу.
— И что ты только вытворяешь! — проворчал Хвощ, подымая колпак, сбитый Петрушкой.
— Ой, как я рад, как я рад! — не слушая, твердил Петрушка. — Теперь король будет доволен. Если б не за девочкой идти, я бы здесь до самого утра кувыркался!
— Это ещё зачем?
— Как — зачем? Разве ты не знаешь — когда гномы при луне кувыркаются, бабы в деревне друг с другом бранятся.
— Ну и что?
— Да ничего. Пусть побранятся. Завтра суббота, они масло сбивают, а злая баба быстрее масло собьёт! Вот увидишь, какое жирное пахтанье будет!
— Вечно у тебя глупости на уме!
— Глупости? Да ты соображаешь, что говоришь? Жирное пахтанье — это, по-твоему, глупости?
Но Хвощ положил ему руку на плечо и сказал:
— Слушай, Петрушка, нам надо поторапливаться. Вон уже мазанка виднеется. Ты мотыгу под дуб поставил?
— А как же! Из сеней взял.
— Вот и хорошо! Смотри, прямо к дубу идёт… Ах ты, умница!
Марыся и в самом деле направилась прямо к дубу, который тихо шелестел, словно что-то шептал.
Марыся остановилась под дубом, ища глазами какую-нибудь палку,
