я могу сделать, это оплакивать его.
Убийство Титуса не вернет его, но, черт возьми, я бы с удовольствием посмотрела, как он еще немного помучается у кромки воды.
— Удивительно, что все хищники в этом лесу не охотятся за нами, когда ты топаешь, как новорожденный теленок.
Он говорит спереди.
— Не хуже, чем от тебя, пахнущего так, словно ты только что вылез из болота. Я замечаю, как сгибаются его плечи, когда он отводит их назад, и улыбаюсь тому, что, должно быть, вызывает желание придушить меня, но оно быстро исчезает из-за непримиримого гнева, все еще кипящего внутри меня.
— Зачем ты это сделал?
— Сделать что? Атмосфера скуки в его словах действует мне на нервы.
— Убил моего друга.
— Ты утверждала, что не знала его.
— Не прикидывайся дурачком. Ты знаешь, что мне пришлось солгать.
— Тогда ты знаешь, почему мне пришлось его убить.
— А Том? Я полагаю, он был просто дополнительным убийством, прежде чем ты решился на вечерний прыжок со скалы.
— Ты слишком доверяешь человеку, который выдал все твои секреты.
— Он также дал мне нож, который ты приставил к моему горлу.
— Я знаю. Когда он оглядывается через плечо, выражение удивления соответствует его словам.
— Как ты думаешь, кто сказал ему отдать это тебе?
— Как ты узнал, что я планирую сбежать? Том рассказал тебе?
— Нет. И я этого не делал. Он поворачивает направо к дереву, но когда я перелезаю через упавшую ветку, чтобы последовать за ним, он вскидывает руку, останавливая меня.
— Перерыв на ссание.
Раздраженно отступаю на несколько шагов.
— Недержание мочи, что ли?
— Ты можешь снова стать моей целью, если хочешь.
— Иди к черту. Скрестив руки на груди, я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от того, чтобы поднять один из камней с земли и ударить им его прямо по голове. Или попытаться, во всяком случае.
— Ты настоящий джентльмен.
Через несколько минут он выходит из-за дерева, застегивая штаны.
— Около полудюжины Рейтеров преследуют нас.
В приступе паники я оглядываю лес, не в силах разглядеть ничего, кроме небольшого ореола света, нарисованного луной.
— Где?
— Несколько сотен футов назад.
— Как … как ты их видишь?
— Я не могу. Я чувствую их запах. И теперь они чувствуют меня.
— Что это значит?
— Они будут знать, что нужно держаться подальше.
Осознание щелкает в моей голове.
— Вот почему Рейтер держался от меня подальше, не так ли? Вот почему ты нассал на меня?
— Ты бы предпочла, чтобы тебя изнасиловали вместо этого?
— Абсолютно нет.
— Да. Вот почему я нассал на тебя.
— Что это? Какая-то сила Альфы ?
— Им не нравится наш запах. Они думают, что мы более крупные хищники.
Альфы — более крупные хищники, по сравнению с выглядящими изможденными Рейтерами.
— Итак… тот Бешенный, к которому меня приставили…. Он думал, что я представляю большую угрозу?
— Вероятно, он до чертиков запутался. Мысль об этом заставляет меня подавить смешок.
Мы продолжаем идти, кажется, часами в тишине, по долинам и вдоль гор, и когда первые лучи света выглядывают из-за горизонта, я, спотыкаясь, иду вперед. Без воды и под тяжестью усталости каждый шаг, который я делаю, кажется рутиной. Как будто каждая нога весит по сто фунтов, а от частого дыхания у меня кружится голова.
— Титус … Я так… устала. У меня подгибаются колени, и твердая земля ударяется о мой подбородок. Вспышка боли, сопровождаемая медным привкусом, говорит мне, что я прикусила язык.
Тьма.
Я чувствую себя невесомой, и мой желудок сжимается от ощущения движения. Твердые поверхности, прижимающиеся ко мне, теплые и влажные, и я открываю глаза, чтобы обнаружить, что мои пальцы прижаты к бронзовой коже.
Дважды моргнув, я отрываюсь от груди Титуса.
— Как долго я спала?
— Пол дня.
Извиваясь в его объятиях, я призываю его опустить меня, пытаясь избавиться от смущения из-за того, что он нес меня часами, осматривая наше окружение, брошенные обломки.
— Что это за место?
— Судя по всему, раньше это был улей. Нам нужно найти воду и что-нибудь поесть.
Оглядевшись, можно увидеть разорванные палатки и полуразрушенные, наполовину сгоревшие здания.
— Я не думаю, что мы найдем здесь воду.
— Там, где есть улей, поблизости есть источник воды.
— Это выглядит заброшенным.
— Вероятно, подвергся налету.
— Мародеры?
Он опускается на колени, роется в коробке с тем, что выглядит как примитивная кухонная утварь — ложки и лопаточки, вырезанные из потрепанного временем дерева, — прежде чем достать изнутри флягу.
— Мародеры забрали бы все припасы.
Я следую за ним в одно из зданий, где под моими ногами хрустят обломки и песок.
— Тогда кто это сделал?
За накренившимся столом он останавливается, уставившись на что-то сверху вниз.
Любопытство толкает меня к нему, и меня приветствуют две скелетообразные фигуры, лежащие на полу, их костлявые руки сжимают друг друга в нездоровом жесте. Растрепанные волосы, разбросанные по их разлагающимся черепам, и изодранные платья, говорят мне, что это могли быть две женщины. Мать и дочь, учитывая разницу в размерах. Или сестры. Черная дыра в их черепах отмечает путь пули.
— Они были убиты. Слова вырываются из меня, когда я изучаю их трупы.
— Да.
— Кто мог сделать такое?
— Вначале Легион забирал только мужчин. Это было до того, как они поняли, насколько полезными будут женщины.
— Легион? Я отступаю назад и хмуро смотрю на него, дерзость его ответа на мгновение приводит меня в замешательство.
— О чем ты говоришь? Легион защищал ульи. Они сражались с мародерами, которые убивали и насиловали.
— Ты ничего не знаешь.
— На самом деле я знаю довольно много. Мой отец был Легионером. Он рассказывал мне истории об охоте на мародеров и Альф.
Держа в руках мягкую игрушку, которую он подобрал из-под обломков, он оглядывается на меня, прежде чем выбросить ее.
— Это так? Тогда, возможно, он забыл рассказать тебе истории о том, как он отрывал детей от их матерей. Как насиловали женщин. Мужчин и мальчиков заставляли участвовать в экспериментах в Калико.
— Больница?
Продолжая рыться в грудах разрушений, он достает пару ботинок, которые он бросает на землю, высыпая песок изнутри, и натягивает их на свои босые ноги.
— Так это называлось в Шолене? Он бросает мне пару туфель посимпатичнее, я полагаю, тех, что принадлежали ныне покойной женщине.
Я не отвечаю ему, пока в голове проносятся все истории, которые мой отец рассказывал мне о своих путешествиях по разным ульям.
— Мой отец…. Он сказал, что они забирали семьи из ульев. Они пытались помочь им. Туфли немного облегающие, когда я их надеваю, но достаточно изношенные, и я подозреваю, что они растянутся.
— Это правда? Тебе следует вернуться и спросить своего отца, что произошло на самом деле.
Скривив рот, я проглатываю вспышку гнева, которая поднимается к моим глазам и обжигает угрозой слез.
— Мой отец мертв. Убит Альфой.
— Тогда, вероятно, кто-то был спасен
