не оказался способен накинуть чужую личину. Весь его хист уходил на поддержание жизни.
Я не знал, что сказать. Просто стоял, глядя на перевертыша, заключенного в это уродливое тело и тяжело дышал, сильно сжав зубы. Доппель не выдержал первым.
— Давай быстрее покончим с этим. Я все равно уже почти труп.
— Почему? — смог я выдавить из себя только это.
И удивился от реакции, которое оно вызвало. Казалось, это короткое слово придало перевертышу жизни, раззадорило его. Он приподнялся на локтях, при этом жир на руках мерзко заколыхался, а затем зло ответил.
— Потому что ты глупец! Невероятный глупец. Что тебе стоило взять зарок с меня, чтобы я не мог навредить тебе и твоим друзьям? Почему не спросил? Ты просто не оставил мне выбора! Ты сам выбрал этот путь.
— Я думал, что мы…
Я не смог сказать это слово. В памяти еще стояло, как мы вместе с перевертышем делаем мерзкую и грязную работу, которую я сам никогда бы не мог выполнить. А доппель между тем продолжил.
— Друзья? Да что ты такое несешь, идиот? Неужели ты до сих пор не понял, что в этом мире нет друзей. Есть временные союзники и враги. Последних больше. Да и временные союзники в любой миг могут переступить черту и воткнуть нож в спину.
Я стоял на ватных ногах, чувствуя, как в горле образовывается какой-то мерзкий комок, который невозможно проглотить.
— И все же почему? — спросил я. — Тебе не хватило денег?
— Нет, ты был более, чем щедр, — зло отозвался доппельгангер. — Твоя щедрость может лишь граничить с твоей глупостью. Но кое-что я не мог оставить… Я искал этот меч не одну сотню лет. Но ты привязал меч к себе. Получается, нужно было тебя убить.
— Он был на Слове.
— Не переживай. Я бы нашел возможность выведать у тебя, где хранятся твои игрушки. Умирающий рубежник готов на все, лишь бы избавиться от мучений.
Он замолчал, шумно дыша и буравя меня ненавистным взглядом. Я же не чувствовал ничего. Будто все эмоции попросту вынули и осталась только пустота.
— Ну что ты стоишь, остолоп? Ты выиграл, я проиграл, так бывает. Давай, заканчивай с этим. Или… или даже после этого ты решишь, что я достоин жизни?
Перевертыш тускло, будто из последних сил, посмеялся. Казалось, у него тоже закончились всякие эмоции.
— Матвей, нельзя сс… оставлять его в живых. Раненый враг, которого отпустили, всегда вернется.
— Я знаю. Я наивный, но не глупый.
Наверное, перевертыш хотел поинтересоваться, что я там несу, но не успел. Меч, ради которого он поставил все на карту, вошел в его жирное тело между ребер. Я бы хотел сказать поэтично, что пронзив его сердце, но серьезно сомневался в том, что так случилось. Потому что фехтовальщиком был тем еще.
Что доппель умер, я понял по слабому всплеску хиста.
— Ты все сделал правильно, сс…
— Он прав. Я никогда не смогу до конца стать рубежником. Я слишком человечен, в самом плохом смысле этого слова. Что мне стоило взять зарок с него? Но я посчитал, что он отплатит добротой на доброту.
— То, что ты хороший человек, не твоя сс… вина, — ответила Лихо. — Ты действительно хреновенький рубежник. Но разве это плохо? Посмотри, сколько существ вокруг тебя. И все к тебе тянутся? Сс… Может, тебе и не надо быть, как все. Просто сс… стоит стать чуть-чуть более жестче?
Я отошел в сторону от мертвого тела перевертыша, и встал, опершись рукой о дерево. Сначала закашлялся, словно пытаясь высвободить себя от густой грудной мокроты, а потом стал блевать. Жестко, с выступившими слезами и в конце-концов свалившись на колени. Будто какая-то часть меня, все это время противившаяся содеянному, наконец вырвалось.
Учитывая мое питание в последние дни, удивительно, как долго меня «чистило». Я даже не мог объяснить с точки зрения физиологии, что именно со мной произошло. Просто организм вдруг решил, что ему страсть как надо избавиться от всего, что было в желудке. А кто я такой, чтобы сопротивляться?
Нельзя сказать, чтобы я полностью очистился, вдруг взглянул на мир другими глазами и вообще изменился. Но легче стало — это точно. Особенно после того, как я спустился к озеру и умылся. Правда, еще взбодрила ледяная вода и дождик, который стал мелко накрапывать.
Наверное, Лихо права. Ну что сделать с тем, что я отношусь ко всем по-человечески? Стать мерзостью и говнить направо и налево? Нет, правду все твердят, рубежник из меня так себе. Я лучше буду и дальше с нечистью якшаться, чем дружить с ребятами полными хиста и дерьма.
Я нашел подходящий камень, после чего вырезал руну и вернулся к перевертышу, чтобы придавить его. Конечно, едва ли тут проходное место, но все же предосторожность не помешает. Доппельгангер, кстати, стал заметно оплывать, как надутая игрушка, имеющая небольшую прореху. Удивительная способность у нечисти к саморазрушению после смерти. Был бы я чуть позануднее, да не имей столько дел, написал бы какую-нибудь научную диссертацию по этому поводу.
— Все, что не делается сс… к лучшему, — философски заметила Юния.
— А все, что делается — к худшему.
— Нет, сам посуди. Что он мертв — это даже хорошо. Концы в воду и сс… все. Никто искать не будет.
— Гуманизма в тебе ни грамма.
— Я о таких словах даже не слыхивала, сс… Вот что за существа вы, люди. Напридумываете сс… себе проблем, чтобы потом сложнее жилось.
— Иначе скучно, — подтвердил я, вытаскивая телефон.
Так уж случилось, что я не Митька. И у меня нет вшитого в подкорку лесного компаса. Потому, бежать в погоню за перевертышем — это одно дело. А вот возвращаться к машине — совершенно другое. К тому же, я не вполне понимал, где именно оставил авто. Ладно, главное, добраться до дороги, а там уже разберемся.
Что удивительно, но мне повезло. Спасибо и на этом. Если бы сеть не ловила, я бы лег рядышком с доппелем. Потому что ни сил, ни настроения что-либо делать уже не было. Но нет, карты открылись, даже нашли меня в этом грешном мире. Я отдалил, приблизил, снова отдалил, после чего горько усмехнулся.
— Ну что, сс… теперь домой?
— Если бы, только и сказал я. Такое ощущение, что все, что со мной происходит, неслучайно. Эй,
