чем обычно.
Срываю с Иры шорты и прослеживаю пальцами влажные складочки. Склоняюсь над ней и, врезавшись внутрь двумя пальцами, накрываю нежные лепестки губами, пока язык нащупывает комочек клитора. Ира извивается и стонет, а мне больно даже от этих звуков, которые я обожаю. Как будто это наш последний раз вместе. Болезненный, отчаянный, кричаще острый. Я ласкаю ее плоть, крепко зажмурившись. Не могу сейчас смотреть на жену, когда она извивается от удовольствия. То, от чего ей сейчас хорошо, адской болью вибрирует в моей грудной клетке.
Я хочу напомнить ей, как приятно нам вместе. Что мы созданы друг для друга. Что, кроме меня, в этом мире больше нет мужчины, который так тонко ее чувствует. Я рычу об этом в ее промежность, я умираю об этом внутри.
Как только она кончает, я выпрямляюсь. Быстро сбрасываю с себя остатки одежды, глядя только на ее лоно, и накрываю Мышку своим телом. Не успеваю войти, как передумываю. Переворачиваю ее на живот, оставляя лежать, свожу ее ноги вместе и, разведя половинки сочной попки, медленно погружаюсь. Опять хочется ворваться до упора, но я сдерживаюсь из последних сил. Тело покрывается мелкими бисеринками пота, пока я зависаю на напряженных руках. Смотрю на место соединения наших тел и двигаюсь размеренно, отмечая, как потрясающе смотрится мой член в ней. Покрытый влагой ее удовольствия, напряженный, испещренный венами.
Поддаваясь порыву, наклоняюсь и прихватываю ее затылок зубами, а потом резко врываюсь. И все. Чека сорвана, и мы летим к неизбежному взрыву. Я долблюсь в тело Иры, пока она с криками хватается за простыни, и я слышу, как трещит ткань под ее пальцами. Вспышкой всплывают воспоминания о других женщинах на этой кровати, и ярость на самого себя накрывает горячей волной. Все сжатые внутренности звенят и вибрируют, пока напряжение сковывает от макушки и до пят.
Я кусаю ее спину, хватаю за затылок, сильнее прижимая к кровати, ловлю губами ее всхлипы, когда она кончает снова и снова. Переворачиваю Мышку, забрасываю себе на плечи ее ноги и врываюсь, а потом притормаживаю и начинаю медленно раскачиваться.
Наконец наши взгляды встречаются. Я ни хрена не понимаю, о чем мы безмолвно общаемся. Я лишь смотрю в наполненные слезами глаза жены и бессознательно поглаживаю ее ноги, пока медленно вхожу в нее и выхожу почти полностью. Руки съезжают ниже, и я наклоняюсь, чтобы упереться одной в кровать, а второй сжать грудь жены. Сначала одну, проехавшись большим пальцем по твердой горошине соска, потом — вторую. Эти ласки заставляют Иру закатить глаза, а потом крепко зажмуриться, чуть выше поднимая попку. Я знаю, чего она хочет, но мерзкая тварь во мне не хочет ей этого давать. Хочу немного не додать, чтобы она нуждалась во мне, чтобы скучала и тосковала так, как я по ней.
Ира опускает руку себе между ног, и в этот момент я перестаю думать. Когда вижу тонкие пальцы с нюдовым маникюром на влажных губках, ускоряюсь. Все это происходит само по себе, я уже не могу думать, не могу сдерживаться.
Мы трахаемся молча, но ощущение такое, словно громко кричим друг на друга. Ебаная привычка все проблемы решать цивилизованно. Пусть бы кричала, только дала мне понять, как исправить то, что мы наворотили!
Последние толчки выходят слишком уж грубыми. В них сквозит отчаяние и чувство горькой утраты. Я не хочу из нее выходить! Даже когда член обмякает, а я лежу на жене, опираясь на локти, и покрываю быстрыми поцелуями ее лицо. Не хочу выходить! Хочу остаться в ней навечно! Я готов мириться с редким сексом. С отстутствием любовниц. Готов возвращаться домой сразу после работы. Носить ей сладости в критические дни, делать массаж стоп и приносить кофе в постель. Что угодно, только бы не потерять ее!
— Тебе пора, — произносит Ира через некоторое время, а я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее. Медленно качаю головой, умоляя свой член быстрее перезагрузиться и снова затвердеть, чтобы мы могли продолжить. Если секс — это единственное условие остаться рядом с ней сегодня, я буду трахаться всю ночь. Даже если после этого сдохну от истощения. — Поезжай домой, Витя.
— Мышка, мой дом — это ты.
Она закрывает глаза и тяжело вздыхает, на губах появляется крохотная грустная улыбка.
— Твой дом, Витя, — это ты сам. Я хочу остаться одна, — она распахивает глаза и смотрит прямо на меня. Сердце пропускает удар, а внутри поселяется холод. — Поезжай домой.
Глава 29
Ирина
Мы с Витей никому не сказали о том, что взяли перерыв в отношениях. Знают только Влад с Настей, но на сегодняшнем празднике их не будет, так что я немного расслабляюсь.
После того, как Витя ушел из квартиры, я не могла уснуть. Рыдала почти всю ночь. На утро пришлось использовать все доступные средства от отеков под глазами: от новомодных патчей, до пакетиков с чаем. И все равно на работу я поехала с явным свидетельством бессонной ночи.
А дальше Богомолов пошел в атаку. Каждый день он приезжал ко мне. Каждый. Божий. День! Он возил мне огромные букеты роз, заказывал еду на вечер, присылал сертификаты в СПА на парные процедуры. В общем, Витя начал ухаживать за мной, день за днем атакуя мою крепость. Сопротивляться было бесполезно. Я выгоняла, просила оставить меня в покое, но от этого он еще больше усиливал свой напор.
А я просто не могла… Не могла сдаться ему на милость и простить. Я по-прежнему думаю, что в том, в какой ситуации мы оказались, виноваты оба. И все же его вины в этом больше. Видя мое состояние, мог бы начать действовать вместе со мной, а не подпитываться эмоциями чужих женщин.
Я все чаще возвращаюсь к разговору с Настей, который произошел у нас, когда студент Витя Богомолов начал подкатывать ко мне с предложением встречаться. Настя тогда сказала, что такое блядунище, как он, и представить сложно. И добила фразой: “Будь готова к тому, что на сто процентов он никогда не будет тебе принадлежать”. Но разве можно было устоять перед его напором и обаянием? Он окружил меня собой настолько, что спустя короткое время я не могла сделать и вдоха без него. Вот такой феномен Богомолова.
В один из дней Витя приехал в квартиру, поставил цветы в
