фазе второй мировой войны, когда он взял на себя ответственность за окончание этой войны, ту ответственность, которой избежал Гитлер, совершив самоубийство. Эти слова Дёница можно также рассматривать как оценку собственных действий на протяжении всей войны. При взгляде назад, на уже прошедшее, многое видится иначе; так случилось и с автором военных воспоминаний, в которых он отнюдь не стремится только к самооправданию.
Основные принципы, руководствуясь которыми Дёниц возглавлял сначала подводные силы, а затем и весь военный флот Третьего рейха, касались не только вопросов, понятных Дёницу, но затрагивали основные положения о главенстве политики над военным руководством и над солдатом вообще.
Дёниц серьезно относился к первенству политики и ее главенству над солдатом. В истории Пруссии и кайзеровской империи этот принцип все время затушевывался тем, что высшая гражданская и военная власть была сосредоточена в одних руках — монарха. Тем не менее ответственные министры короля, как и кайзера, государственный канцлер князь Гарденберг в 1814 году на Венском конгрессе, премьер-министр Бисмарк в 1866 году, а затем канцлер в 1870 году всегда умели добиться успеха, невзирая на требования военных. В Третьем рейхе Гитлера с 1934 года совместились высшая политическая и высшая военная власть. О какой-либо ответственности министров не было больше и речи.
Генерал фон Зеект и адмирал Ценкер после первой мировой войны воспитывали офицерский корпус небольших немецких вооруженных сил республики в полной политической толерантности. Это не означало, что офицер не интересовался различными политическими течениями, не интерпретировал их по-своему, по он сознавал, что политические решения — это не то, чем должен заниматься солдат. Для профессионального военного этот принцип был весьма важен, он давал чувство того, что солдат может посвятить себя выполнению своего воинского долга — защите рейха. Ведущих адмиралов ВМФ дважды пытались на свой страх и риск принудить к политико-военным решениям: в октябре 1918 года, спланировав самостоятельную атаку океанского флота против Англии, о которой проинформировали рейхсканцлера в очень беглой и краткой форме и высшее руководство армии лишь в персональном сообщении первого генерал-квартирмейстера Людендорфа; и в 1920 году — через участие начальника военно-морского управления в капповском путче. В 1918 году личный состав флота отказался подчиняться, в 1920 году большая часть молодого офицерского корпуса, включая Дёница, не приняла подобного образа действий и осудила капповский путч.
Дёниц, настойчивый и последовательный по своей натуре, сделал из этого вывод, что политические планы и решения не могут и не должны быть делом солдата. Процесс строительства армии и военного флота Третьего рейха укрепили его в этом мнении. Генерал-полковник фон Фрич и адмирал Редер, оба главкома двух видов вооруженных сил, поддерживали представление, что новое «государство фюрера» должно покоиться на двух китах — партии и вермахте. Это обусловливало верность государству, лояльность по отношению к узаконенному рейхспрезидентом фон Гинденбургом фюреру, который стал в 1934 году главой государства, и защиту вермахта от партийно-политического влияния. Вера в параллельное существование с господствующей партией в тоталитарном государстве была утопией. Это мы сегодня отчетливо понимаем. Но солдатам, выросшим в другой обстановке и воспитанным в строгих представлениях о чести, тогда это было, очевидно, трудно понять.
Во время второй мировой войны стал очевидным своеобразный метод управления Гитлера, который стремился координировать все военные и политические процессы и мероприятия в полном объеме: тактику, ведомства, вермахт и вместе с тем держать различные властные структуры как можно дальше друг от друга, чтобы действовать согласно девизу: «Divide et impera» («Разделяй и властвуй»), — так легче было властвовать над всеми. Для флота, который с точки зрения Гитлера мог играть только вспомогательную роль, с приходом к руководству Дёница выяснился следующий факт: благодаря некомпетентному вмешательству Гитлера флот мог вести войну, не обращая внимания на моральные принципы. Дёниц снискал доверие Гитлера. Он возражал ему при обсуждении некоторых военно-деловых или этических вопросов. Так, например, в вопросе о сломе тяжелых кораблей или при возникновении сумасбродного плана Гитлера расторгнуть Женевскую конвенцию. Однако войну на море вел он, а не Гитлер. В своих военных мемуарах, в заключительном слове, он сжато, но откровенно говорит о Гитлере. Он сознается, что при посещении штаб квартиры фюрера каждый раз подвергался силе внушения, исходящей от Гитлера, что по возвращении на свой командный пункт он всегда испытывал потребность внутренне «отряхнуться» от этого влияния (его «заключительное слово» позволяет сделать вывод, что зловещие стороны в натуре Гитлера, его иррациональный способ аргументации остались чужды Дёницу). Адмирал считал Гитлера человеком высокого интеллекта, обладающим большой энергией и активностью: «Демонические же стороны его натуры я заметил слишком поздно».
Таким был гросс-адмирал. Как ни парадоксально кажется на первый взгляд, но именно потому, что он стоял во главе ВМФ (о ведении подводной войны на особом театре военных действий я вообще умалчиваю), вдали от больших решений, он ничего не знал о многих тайнах этого государства, о самой его сути. Он, в соответствии со своей прямой натурой, с головой уходил в работу по перевооружению подводного флота и строительству новых боевых кораблей. Он не помог одному из главкомов вермахта, когда тот захотел вмешаться в дела другого ведомства или в дела партийной иерархии, тем более что сам этот главком очень не любил вмешательства извне в свои дела. Послевоенным поколениям часто трудно понять, что высокопоставленному офицеру флота не были до последних дней войны известны те мерзости, которые творились в государстве. Дёниц позже писал, что если бы он знал об этом раньше, он бы с этим боролся. В какой форме, он не смог ответить. Люди будущего, анализируя факты, придут к выводу, что Дёниц находился в полном неведении относительно тайного заговора 20 июля, что он и продемонстрировал в день попытки государственного переворота. Впрочем, с тем Гитлером, которого хотели устранить заговорщики, он однажды столкнулся: тогда Гитлер коварно справился у командующего подводными силами, что предпринимают его моряки против экипажей торпедированных судов. Со стороны фюрера это прозвучало как завуалированное требование. Больше Гитлер не возвращался к этому вопросу, видимо, поняв, что такое убийство претит морали всех моряков, и ни Дёниц, ни Редер не будут этого делать.
Воспитанник кайзеровского ВМФ, выходец из буржуазно-консервативной семьи, Дёниц не в состоянии был даже подумать о том, что глава государства склонен к преступлениям, что он даже сам приказывает их совершать. Прозрение для него было очень тяжелым. За немногословной констатацией того факта, что он слишком поздно распознал демонов в натуре Гитлера, таилась обида на самого себя. Из лучших побуждений он требовал от своих офицеров и матросов, часто переходя в пафос, обязательной верности фюреру, государству, требовал не
