том, что Айзек заодно с ирландцами, когда тот показал мне тело Коди. — С чего бы ирландцам пихать тело моего телохранителя именно к тебе в тачку? Почему ты так рвался ехать на своей машине? Какого хрена ты не вызвал подкрепление сразу после обнаружения тела телохранителя Риты, учитывая то, что ты — начальник моей охраны? Это все было частью твоего плана. Ты собственноручно передал Риту ирландцам и хотел сделать то же самое со мной.
— Я тебя недооценил, щенок… Я забыл, что ты — сын своего отца, — на морщинистом лице Айзека появляется довольная ухмылка. — Да, это я убил малыша Коди и твою принцессу лично я доставил ирландцам.
Айзек усмехается и я резко бью его рукояткой пушки по носу, отчего его затылок бьется об кресло и Айзек начинает стонать, пытаясь остановить пальцами хлынувшую кровь.
— Ответь мне только на один вопрос: за что?
— За что? Ты еще спрашиваешь? — Айзек смотрит мне в лицо, захлебываясь собственной кровью, стекающей из разбитого носа. В его глазах-щелочках разгорается адский огонь ненависти. — Твой отец был моим лучшим другом, я был счастлив работать с ним бок о бок, но чтобы подчиняться его сыну, заносчивому щенку… Это выше моего достоинства.
— Из-за своего проклятого уязвленного эго ты решил меня убить?
— Не только… Я знаю, что это ты убил родного отца, — сквозь плотно стиснутые зубы прошипел Айзек и смерил мое лицо угрожающим взглядом. — И каково тебе живется после убийства человека, подарившего тебе жизнь?
Жилось мне неплохо, учитывая то, что я избавился от человека, который всю жизнь указывал мне, что делать. Мой отец был убийцем и подонком, так что я лишь избавил мир от плохого человека. Я посмотрел на лицо Айзека, залитое кровью, и принял решение не озвучивать собственные мысли на этот счет, но ему, кажется, этого и не нужно было, он знал все с самого начала.
— Где они держат Риту? — я сильнее надавливаю дулом на голову Айзека. — Что они хотят?
На лице мужчины появился животный оскал, что придало ему мерзкий вид.
— Они хотят тебя, и никто из вас двоих не выберется оттуда живым.
Кажется, Айзек был доволен собой и проделанной работой. То, что Рита попала в плен к ирландцам — была лишь моя вина, мне стоило быть осмотрительней и не доверять никому, даже Айзеку и Тиму. Проклятье… Неужели Тим тоже предал меня?
Лицо Айзека просияло так, словно сегодня — самый лучший день в его жизни. Губы растянулись в гадкой улыбке, а в глазах плясали дьявольские огоньки. Решив, что он больше ничем мне не будет полезен, я, стиснув до скрипа челюсть, отвернувшись, нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел и салон моей машины забрызгало кровью. Кровь была везде: на ветровом стекле, на руле, на панеле приборов и на светлых креслах.
Почувствовав удушье, я вышел из машины, не сумев взять себя в руки и взглянуть на тело убитого в моем салоне. Холодный ветер трепал мое лицо, в нос проникал яркий запах хвои, а я мой пульс запружинил то вверх, то вниз. Я почувствовав тяжесть на сердце, от того, что Рита сейчас находилась в руках моих врагов, а я только что собственноручно пустил пулю в голову близкого мне человека. У Айзека осталась жена и двое дочурок и мне, черт возьми, нужно было объясниться с ней и придумать легенду, как ее муж-герой погиб, спасая чужую жизнь. Новость о том, что Айзек был предателем — принесла бы много боли его жене.
Удержав то немногое здравомыслие, которое у меня осталось, я, не предпринимая попытки стереть кровь со своего лица и одежды, направился прямиком к деревянному дому, стоящему на берегу озера.
Сегодня я умру. Отлично, я не против отдать свою жизнь за любимую.
Рита
На меня вылили что-то холодное и я со вздохом распахнула тяжелые веки. Поначалу все перед глазами было в тумане, но стоило мне долго моргать, как я начала различать уже знакомые лица. Мерзкие лица мужчин, пульсирующая боль в ухе и липкая от крови шея напомнили мне о том, что я нахожусь в плену ирландцев. После того, как мне отрезали мочку уха, я потеряла сознание. Обливший меня холодной водой мужчина выбросил железное ведро в угол комнаты и поспешил оставить меня одну.
Я огляделась. Это была просторная комната с деревяными скрипучими полами, хлипкими стенам, сквозь которые дул прохладный ветер, и небольшой аркой, открывающей вид на пирс. Разбросанное повсюду сено и стоящие в углу комнаты инструменты вместе с вилами и лопатами, давали понять, что этот ветхий домик раньше использовали в качестве сарая. А теперь для того, чтобы мучать девушек.
Я судорожно всхлипнула и задвигала руками, которые были туго завязаны за моей спиной. Ладони ужасно затекли и в пальцы не поступала кровь из-за туго перевязанной веревки на моих запястьях. Было невыносимо больно делать даже малейшее движение. Я находилась здесь пару часов, и за это немалое время я наслушалась мерзких оскорблений в свой адрес и множество угроз. Если Клайм не явится, ирландцы обещали изнасиловать меня по одному, а после утопить в озере.
Мне было страшно, мне было адски страшно, ведь внутри меня растет новая жизнь. Почему каждый раз, когда моя жизнь возвращается в нормальное русло, я, наконец, обретаю долгожданное счастье — это все отбирают у меня самым ужасным образом? От одной мысли, что моему ребенку не суждено появится на этот свет, что-то сердитое и отчаянное собирается внутри меня, побуждая оплакивать скорую потерю.
Внезапно за соседней дверью раздаются мужские крики и звуки выстрелов. Я вжимаюсь лопатками в стену дома, и вздрагиваю каждый раз, когда раздается очередной выстрел. Господи… Неужели они убьют Клайма?
Я вновь начинаю плакать, в третий раз за эти адские часы. Мое горло саднит от рыданий, грудную клетку сковывает невидимой болью. Я зажмурила глаза, когда услышала звук тяжелых шагов, направляющихся в мою сторону. Маленькие дети быстро усваивают, что закрытые глаза не защитят вас от зла. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы усвоить этот урок.
Под довольные мужские возгласы в комнату ввалились ирландцы, кричащие что-то на своем. Моя кожа покрылась мурашками после того, как я увидела Клайма. Его вели согнутого пополам трое мужчин, Клайм был весь в крови, с безумными глазами, в которых отражалось лицо самого дьявола. Он прихрамывал и, опустив взгляд ниже, я увидела, что из его бедра торчал нож. Наши взгляды встретились, ноющая боль собралась в середине живота от безысходности и что-то
