привал отнял у них не больше часа. Однако древний бог хорошо понимал, что его биологическим часам сейчас не стоит доверять. Все его тело будто восставало против рассудка, упорно не желая выполнять самые элементарные действия. Поэтому сколько бы времени они не провели в покое, ему все равно казалось бы мало.
Они довольно долго шли по каньону и под конец ветер все же подул в него, странники тот час покрылись инеем и задубели. А на выходе им встретились две банши – Карн не увидел их заранее, потому что его ментальный радар в этот момент дал сбой, однако истинное зрение не пропало окончательно, что и спасло ему жизнь.
Полупрозрачный женственный образ с длинными белыми волосами, спускавшимися до земли, вырос в шаге от парня и уставился на него пугающей чернотой бездонных глазниц. Потом на лице призрака в том месте, где у человека находится рот, образовался вихрящийся сгусток темноты, из которого пахнуло могильным ходом и каким-то злым роком. Карн все свои силы вложил в единственный мыслеобраз – в воздухе между ним и банши вспыхнула ослепительным пламенем стена пластичного трепещущего огня.
Призрак не отшатнулся, напротив – воспринял это как вызов. Но прежде, чем банши исторгла из себя нечеловеческий рев, способный разорвать сердце смертного, скалистый склон, укутанный пушистым одеялом нетронутого снега, затопил голос Фергюсона.
Карну показалось, что кельт пел – его высокий грубый бас удивительно мелодично растягивал отрывистые строфы древних заклинаний, которые произвели на баншу ошеломляющий эффект. Призрак подернулся рябью, провал в районе рта исчез. Он обернулся к кельту, точнее – спина и «лицевая сторона» мгновенно поменялись местами на его теле, так что на Карна уставился белесый затылок призрака. Банши склонила голову, глядя, как Фергюсон, не переставая петь, вскинул клинок, по лезвию которого заструились алые искры. Голос седовласого будто околдовал призрака, который сам был рожден, чтоб околдовывать других.
Клеймор, воздетый к злым небесам Хельхейма, рухнул вниз со скоростью горной лавины. Тело банши распалось на лоскуты и опустилось на снег горсткой серого пепла – на поживу колючему ветру.
Несколькими мгновениями ранее вторая банши бросилась на Мидаса откуда-то сбоку и лишь реакция древнего бога, закаленного веками сражений, позволила ему не попасть под ее черные когти, мелькнувшие в пальце от его лица. Фригийский царь отпрянул назад и рухнул навзничь, не удержав равновесия. В падении он выхватил меч Стража рассвета и банши злобно зашипела, уставившись на оружие своими призрачными глазами.
А потом в дело вступил Гифу и Мидас убедился, что слухи насчет этого парня не врут. Шаман злобно ухмыльнулся и вскинул руку в направлении банши, его губы зашевелились с такой скоростью, что казалось, будто он не читает заклинание, а охвачен припадком, поразившим нервы лица.
Призрак запоздало понял, что этот враг ему не по зубам – он попытался раствориться, но его конечности и шею охватили черные, исходящие рыжим чадом цепи, мгновенно растянувшие полупрозрачное тело во все стороны. Противоположные концы цепей уходили за пределы пространства, банши тщетно пыталась освободиться – сковывающее заклятье не поддавалось. Гифу повернул вытянутую руку ладонью к небу, а потом резко сжал пальцы в кулак.
Мидас раньше никогда не слышал, как кричат призраки, и тем более он не слышал, как призраки кричат, охваченные животным ужасом. Однако в этот момент фригийский царь не сомневался – банши ревела именно так! Ее облик запузырился, начал сворачиваться рваными полосками, черепообразное лицо потекло, от него повалил черный пар, потрескивающий кровавыми разрядами. Шаман захохотал, а потом крик банши прервался, черные цепи исчезли и призрак буквально стек в снег, превратившись в скворчащую лужицу отвратительной субстанции.
Мидас посмотрел на кельта. Тот не отрывал взгляда от шаман, продолжая сжимать клеймор обеими руками. Казалось, еще мгновение и он просто перерубит парня пополам. В глазах Фергюсона вздымалась ледяная ярость.
– Их души прокляты, они потеряли связь со своими кланами, – процедил кельт, не разжимая зубов. – Но они все равно остаются духами предков и не должно так извращать их посмертие.
Гифу, лицо которого полнилось густым румянцем от выпитой силы банши, на миг остолбенел от слов кельта, но затем собрался и не опустил взгляда.
– Я дерусь, как умею, – холодно ответил шаман. – Мы живы, они нет. Остальное не важно.
Фергюсон глухо зарычал, но ослабил хватку на рукояти клеймора. Затем он отступил на шаг, широко размахнулся и вонзил клинок в снег почти до середины. Ушей Карна коснулся скрежет, с которым сталь пробуравила лед, а затем и каменистую плоть гор. Кельт встал на одно колено перед мечом, положив могучие руки на перекрестье. Он что-то прошептал, затем поднялся, хлестнул взглядом Гифу и начал спускаться.
Странники вновь сняли заспинные мешки и потащили их за собой на веревках, Фергюсону даже не пришлось подсказывать. Спускаться было проще и настроение в группе само собой поднималось, даже кельт начал тихонько насвистывать, надо думать – боевой марш родного клана.
На одном из плато они укрылись за угловатым серым валуном и разожгли костер, чтобы согреться и перекусить остатками вяленого мяса. Фергюсон сказал, что им везет – ухудшения погоды не предвидится и вряд ли снова придется зарываться в снег, пережидая метель на открытом участке. Столь позитивное заявление, прозвучавшее из уст несомненного эксперта, еще больше подняло моральный дух отряда.
Вскоре путники оказались в предгорьях по северную сторону Сумеречного Хребта и этот регион разительно отличался от той части Хельхейма, где они начали свое путешествие. С высоты ничего нельзя было разглядеть – мир внизу попросту терялся в плотной молочной дымке. Но по мере спуска, когда они преодолели марево тумана, окружающий пейзаж предстал перед ними в своем ужасающем великолепии.
Снег под ногами превратился в холодную хлюпающую жижу цвета человеческого праха, воздух наполнился спертым зловонием гнили. Местами земля и вовсе пропадала под неглубокими озерцами застоявшейся мутной воды. Редкие клочки относительно твердой почвы были усеяны серо-зелеными обломками скал и колючей рыжей травой. Были здесь и деревья – низкие, разлапистые, лишенные листвы, с тонкими и темными, будто обугленными стволами. Казалось, какой-то колдовской огонь уничтожил их, но Карн видел, что деревья не мертвы, они лишь кажутся такими.
В энергетическом спектре болота полнились бледным лиловым светом, зловещее сияние которого пронизывало все вокруг – и черные деревья, и рыжую траву, и губчатые камни, местами напоминавшие кости вымерших чудовищ. Физическое зрение выхватывало лишь обрывки пейзажа – серо-желтый смог, сверху выглядевший как обычный туман, был настолько плотным, что, казалось, царапает кожу. Он надежно
