скачет к дому больного — это к выздоровлению. Или муха в щи попала — быть обновке а ль гостинцу…
Из щемящего путешествия в родную сторону вернул Алексея бодрый голос оторга комсомола, объявившегося в казарме:
— Как настроение, моряки-краснофлотцы? «Полундра — идем ко дну»? — Власов дружелюбно рассмеялся. — Хорошо поработали на воскреснике — как думаете свободное время проводить?
Он прошел на середину комнаты.
— Не вижу флотского пыла, — показал на костяшки домино, рассыпанные по столу. — Свободный час — «козлу» на сено? Не пойдет, друзья-товарищи! И трень-брень по углам — тоже не пойдет. Не допустим в красную казарму грустный вид. В матросском клубе организуются кружки художественной самодеятельности, духового оркестра, литературный.
— А кройки-шитья? — подал кто-то голос «с подначкой».
— К вашему сведению, краснофлотец сам шьет-перешивает, гувернанток и буржуазных служанок при нем нет. — Оторг за словом в карман не лез.
Но и морячок, задавший каверзный вопрос, из городских, Иван Косых, — тоже палец в рот не клади:
— В услужение нам их не надо, а вот на перевоспитание буржуазных гувернанток взять бы не отказались.
— С эксплуататорским классом у нас покончено, — отразил и это нападение Власов. — А с хорошими пролетарскими девушками вы как раз сможете познакомиться в клубе и кружках, двери в клуб широко открыты для всего Осиповского затона и городка.
Матросы оживились.
— Так что торопитесь записаться в кружки, а также в библиотеку. Там имеются хо-рошие книжки! Про любовь тоже, — обернулся он специально в сторону Ивана.
Терпеливо переждал, пока утихнет гомон.
— А теперь, друзья-товарищи, вот какое главное дело: все слыхали о «Займе индустриализации»? — Оглядел моряков: — Вижу, не все. Заем — это значит, что наше государство просит в долг денег у трудящегося народа СССР на подъем промышленности, на строительство гигантов-заводов и гигантов-фабрик, чтобы жизнь в будущем была вполне удовлетворена изделиями промышленности по всем потребностям. Читали, какие гиганты намечено построить?.. Заем — наш лучший ответ на попытки врагов ослабить наш хозяйственный фронт в обстановке капиталистического окружения и происков всяких чан кайши и чемберленов!
«Какой еще заем?» — подумал Алексей.
По деревням, в Ладышах тоже, уже в четвертый раз распространяли крестьянский заем. Там было понятно. И условия хорошие: хочешь — покупай облигацию, хочешь — продавай ее. Отец взял несколько штук. А тут — «индустриализации»… Не крестьянская забота. Пусть они, рабочие, и покупают…
— Ну что, друзья краснофлотцы, поможем усилить наш финансовый фронт? — продолжал с подъемом Власов. — Мы тоже трудящиеся, дети рабочих и крестьян. Нам ли оставаться в сторонке от такого важнейшего всенародного дела? Что скажете?
— А откуда у нас финансы?
— Конечно, заработков у нас нет, жалование получаем небольшое, — согласился оторг. — Но все равно, копейка к копейке, рубль к рублю дадут увесистый вклад. К примеру, флоткоманда уже подписалась на сто двадцать процентов своего месячного оклада. И в прошлом году первый «Заем индустриализации» в нашей флотилии поддержали все.
— А мы еще ни копейки не получали.
— Можете подписываться вперед. А у кого есть из дому наличные, могут и наличными: деньги на бочку.
«Отдашь, потом ищи-свищи… — подумал Арефьев. — Да и мне-то какая выгода?..»
— Ну, подпишусь, а далее? — словно бы угадал его невысказанный вопрос Косых.
— Государство просит у народа двести миллионов рублей взаймы на десять лет, до первого октября тридцать восьмого года, — начал объяснять Олег. — Вознаграждает шестью процентами годовых, то есть выплачивает каждому проценты. Скажем, купил ты двадцатипятирублевую облигацию — через каждые шесть месяцев получаешь семьдесят пять копеек, по пятиалтынному за каждую пятерку. А выиграть можешь и десять тысяч, и даже двадцать пять тысяч.
Алексей охнул: «Двадцать пять тысяч!.. Богаче, чем Ярцев!..» О таких деньгах он и не мечтал.
— Как же, выиграешь! — усомнился кто-то.
— Шансы на выигрыш высокие: один на триста облигаций. А которые не выиграют, через десять лет будут погашены, то есть государство вернет каждому деньги, да еще с полными процентами, — терпеливо растолковывал Власов. — Но разве, моряки-товарищи, главное дело в выигрышах и процентах? Главное — всеми силами всех рабочих и крестьян, армии и флота налечь на индустриализацию СССР! Так что обмозгуйте вопрос. Не сейчас подписываться. Решите, кто сколько может дать на всенародное наше цело.
«На десять лет?.. Тю-тю!.. Не, лучше без облигациев и процентов… В кармане — оно верней… — Когда у Алексея вытягивали деньги без быстрой отдачи или возмещения, он всегда чувствовал какой-то подвох. — Пущай без меня…»
Матросы разбрелись по территории городка, кто куда: гонять в футбол по замерзшему плацу, стучать в домино-шашки. А ему надо топать в учебную комнату, долбить арифметику, русский язык и географию — задания на завтра.
Управился к кино: в клубе крутили «Жемчужину Семирамиды».
Перед отбоем матросы собрались в казарме. Бережной в кино не ходил. Но колики уже отпустили — сидел, свесив ноги, на койке, меланхолично бренчал на гитаре.
— Очухался? Давай веселенькое! — ребята вытолкнули в середину комнаты чернявого Митьку Груздя, взводного запевалу. — Ну-ка, Митя, отколи с припевом!
— Намаялся с метлой.
— Не ломайся, не мамзеля! Давай!
Борис ударил по струнам: Груздь притопнул, прихлопнул — и пошел по кругу вприсядку:
Отслужу четыре года,
Снова к милой ве́рнуся:
«Здравствуй, любушка Федора,
Вот теперь оженимся!..»
— Чо это он: четыре года? — забеспокоился Алексей, свесив голову к больному.
— Ты с луны на койку свалился, валеный сапог? — подал голос Борис. — Это в пехоте-кавалерии три годка служат, а на флоте — четыре, от звонка до звонка.
«Вот влип! Как муха!.. Надо было в военкомиссариате как Федька — в кавалерию, к привычному, к коням…»
«Спать, спать!..» — пропел горн.
Дневальный выключил свет. Только зеленая лампочка светила над дверью.
Глава десятая
Море ошеломило их, вдруг открывшись за виражом каменистой дороги, и это чувство восхищенного удивления уже не оставляло.
Даже там, в Париже, в бесконечном одиночестве рисуя в воображении дни, которые он проведет с Ольгой вместе, Антон все же не представлял, что здесь, у моря, на щедром, не изнуряющем солнце и ночами, просвеченными луной, все окажется так прекрасно. Они любят друг друга. Время повернуло вспять, канули, как голыши на зеленое дно, годы. И они снова совсем молоды. Море обкатало их, как эти самые голыши на берегу. Ольга загорела, посветлели брови, пряди волос. Разгладились морщинки, обтянуло смуглые щеки. Кожа ее, волосы и ночью хранили запах моря.
Днем он уже не слышал моря, привык за эти несколько дней к умиротворяющему его гулу, а ночью по тому, как ворочается черное чудище, определял: штиль, или штормит, или гонит неторопливую волну. Встречал руки Ольги. Потом лежал с открытыми глазами, удивляясь тому, как ритмично сливается ее дыхание со
