каким образом соседка машину «забыла». И ведь не солгала, просто не сказала, что с Кащеем развлекалась. Почему-то Решад сразу понял, о ком болтает любовница, не оставив вариантов, и стало совсем тошно от мысли, что Кащей мог опередить.
— Возьми в кошельке деньги курьеру, я пока в душ. А ты что в ювелирке присмотрела?
— Сережки понравились и браслет такой красивый, с изумрудиками! Буду теперь откладывать, к новому году себе подарок сделаю.
— Я с утра на совещании, в обед заеду, съездим вместе, куплю.
— Ой, спасибо, Решад! Мы что, снова встречаемся?
— Давай не будем забегать вперед.
Стоя под струями воды, мужчина не чувствовал облегчения, наоборот, появилось чувство стыда, будто изменил. Противно. Хорошо еще — не нужно вести разговор за ужином, Регина сама себе хороший собеседник, только кивать в нужных местах. В ее крохотной квартирке раньше он находил покой, а сейчас хотелось закрыть глаза и уши, лишь бы не сорваться, не заорать на девушку.
Рано утром вскочил, быстро ополоснулся, смывая воспоминания ночи, оделся торопливо, как при побеге. В дверях наклонился поцеловать сонную любовницу, но та отвела лицо:
— Нет, Решад. Не надо. И не приезжай больше.
— Объяснишь?
— У меня другое имя, Решад. Тебе бы было приятно, если бы я тебя называла всю ночь другим именем?
— Не помню, что снилось, Регишка, ну ты чего, это всего лишь сон, — попытался обнять девушку, но та уклонилась, отступила, спрятав руки за спину.
— Ты влюблен, Решад, по уши. А я тоже хочу, чтобы меня любили, а не искали призраков в моей постели.
— Не говори ерунды, никого я не люблю.
— Ирина. Ты всю ночь звал ее, обнимая меня. Я так не хочу. Раньше ты во сне воевал, но это было терпимо.
— Но в обед встреча в силе, хорошо?
— Хорошо. На этом и закончим.
Закрыв дверь, Регина прошла в комнату, нашла под подушкой телефон:
— Газинур, — без приветствия начала разговор, назвав Гришу настоящим именем, а не дворовым, прилипшим еще в детстве. — Я тебя жду вечером, приезжай. Я тебя очень жду.
Сразу нажала кнопку завершения разговора, не дожидаясь ответа. Приедет. Нервы сдали, девушка разрыдалась, прощаясь с несбывшейся мечтой, прощая себя и мужчину, так и не ставшим родным человеком.
Черт, может, еще раз попробовать? Ларке позвонить? Съездить в Казань, подцепить похожую, рыжую, переспать и благополучно освободиться от наваждения. Ведь просто баба, сотни таких, ноги, грудь, задница. Ну, красивая. Да, не дает, и это напрягает, тем более, мельтешит перед глазами, постоянно напоминая о себе. А, плюнуть, и постараться забыть, какая любовь, что себе придумала Регинка, подумаешь, приснилось ему что.
Решад сел в машину, достал телефон, как вдруг увидел меж сидениями увядший цветок шиповника. Взял осторожно, понюхал. Еще пахнет…
Внезапно смял в кулаке лепестки, выкинул в окно.
(18 июня, понедельник. +26)
Под утро, еще с речки тянуло прохладой, Ира проснулась резко, спасаясь от кошмара. Так четко запомнился сон, хотелось забыть поскорее, успокоить учащенный ритм сердца. Но мозг все подкидывал подробности кошмара: будто встает сосед с ее кровати, и с разочарованным видом презрительно бросает: «Ну, ты и бревно!». Она и встать не может, догнать его, руки и ноги корой покрылись, ветками стали пальцы, простыни шуршат опавшей листвой… Он смеется надменно, потом ту татарочку целует, закрыв глаза в блаженстве. И лежит бревнышко не в своей уютной комнате, а в центре площади, у ЗАГСа, глазами моргает, платье свадебное на ней вдруг, стразами в глаза метит попасть, задралось бесстыже на голову, обвило фатой, дышать нечем. А вокруг толпа, пальцами тычут, ртами-провалами выщерились в диком хохоте…
Шлиман недовольно стек с ее шеи на подушку, убрал лапы с лица хозяйки, повернулся спиной и продолжил дрыхнуть, рассматривая вкусные кошачьи сны.
Укутала Танюшку, поправила одеяло Нате. Вздохнула. Вчера, когда Танюша засопела ровно между ними, свернувшись калачиком, Ира попыталась разговорить подругу, но та сделала вид, что уснула. После вставала, думая, что Ира видит десятый сон, ходила курить на террасу, о чем-то спорили с Лешей, забываясь местами, что не одни, переходили на шепот. Запах пустырника резко бил в ноздри, когда на цыпочках Натка возвращалась в комнату.
После душа осторожно, чтоб не разбудить Лешу, растянувшегося на диване под пледом в гостиной, вышла в палисадник. Вчера забыла полить. Напевая себе под нос, прочь гоня мысли о плохом сне, аккуратно прошла со шлангом меж кустов роз.
— Бу! — вдруг из-за частокола декоративных реечек забора высунулась лохматая голова.
Ира взвизгнула от испуга, увидев перед собой мужа Наташи, выронила из рук шланг. Пьяный уже с утра, много ли надо на старые "дрожжи", расхристанный, нечесаный, мужик был одного с ней роста, но будто нависал над ней через забор, покачиваясь.
— Ну, че, рыжая, спрятала мою дуру, думаешь, я не знаю, что она к тебе вчера побежала? — обдал перегаром, харкнул смачно под ноги. — Давай, буди заразу мою, пусть домой идет, придумала по гостям шататься!
— Нет у меня Наташи, и вы бы шли отсюда, проспитесь сперва, а потом по поселку шастайте.
— У тебя она, ты ее против меня настраиваешь, все знаю. Как приехала сюда, житья от тебя нет, ведьма. Курица моя только к тебе и бегает, и мелкую приучила, дома не найдешь.
— Повторяю, нет у меня Наты.
— А если проверю? — вдруг схватил Иру за руку, рванул к себе так, что заборчик между ними треснул. Как зверь, Сашка принюхался к девичьему телу, поводил ноздрями у выреза футболки. — А ты ничего, рыжая, пахнешь вкусно. Титьки красивые отрастила.
— Отпустите меня! — чуть не плача, Ира пыталась вырваться из цепких пальцев, боясь криком испугать Танюшку. — Вы не имеете права!
— А вот я сейчас и проверю, и поимею, — второй рукой мужик сжал в ладони ее грудь. — Ух, какая! Сладкая!
— Отпустите меня, мне больно!
— А ну, убери свои лапы! — по дорожке от дома, еще застегивая рубашку, бежал Лешка.
— Оба-на! Я щаз помру, какие новости! — алкаш зашелся в лающем смехе, запрокинул голову, вдруг замолчал, вперив в Алексея тяжелый взгляд, погрозил ему пальцем с черной каймой под ногтем. — Наташку мою уговариваешь семью разбить, к себе переманиваешь, я все знаю, думаешь, не знаю? Сам рыжую трахаешь? Хороший у нас участковый. С нее не убудет, если и мне даст, а, рыжая, не убудет с тебя? — нарочно, рисуясь перед заклятым врагом, прижал к себе Ирку за шею, не давая вздохнуть. — Че ты мне сделаешь, мент, думаешь, боюсь твоего ата-та?
Притиснутая за шею к мужской вонючей подмышке, Ирка
