Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– А евреи? Что, по мнению американцев, мы с ними сделали?
Она покачала головой:
– К чему все это?
– Прошу вас. Скажите правду.
– Правду? Откуда мне знать, где правда? – почти закричала она. За соседними столиками стали оглядываться. – Нас приучили думать, что немцы вроде пришельцев из других миров. В этом нет ни доли правды.
– Допустим. Тогда… что утверждает пропаганда?
Шарлет сердито отвернулась, но затем посмотрела на него так пристально, что ему стоило труда выдержать этот взгляд.
– Ладно, слушайте. Пропаганда говорит, что вы прочесали Европу, чтобы выловить всех до одного евреев – мужчин, женщин, детей, грудных младенцев. Она говорит, что вы вывезли их на Восток в гетто, где они тысячами вымирали от голода и болезней. Затем вы вытеснили оставшихся в живых ещё дальше на Восток, и никто не знает, что с ними потом стало. Горстка евреев бежала через Урал в Россию. Я видела их по телевизору. В большинстве чудные старички и старушки, чуточку чокнутые. Говорят о траншеях, куда сваливали убитых, о медицинских экспериментах, о лагерях, откуда люди никогда не возвращались. Говорят о миллионах убитых. Но затем появляется германский посол в шикарном костюме и во всеуслышание заявляет, что все это коммунистическая пропаганда. Так что никто не знает, где правда, а где нет. Скажу больше – у вас это почти никого не волнует. – Она откинулась на стуле. – Ну как, удовлетворены?
– Извините.
– Извините и вы меня. – Шарлот Мэгуайр потянулась за сигаретами, помолчала и снова посмотрела на него. – Значит, ради этого вы, когда были в отеле, передумали и решили взять меня с собой? Виски тут ни при чем. Просто хотели покопаться в моих мыслях. – Она рассмеялась. – А я-то думала, что использую вас.
После этого разговор наладился. Исчезла скрытая неприязнь. Ксавьер рассказал об отце, о том, как по его стопам поступил во флот, как по воле случая попал на работу в полицию, которая пришлась ему по вкусу, более того, стала призванием.
Она заметила:
– Все равно не пойму, как вы можете её носить.
– Что?
– Эту форму.
Он налил себе вина.
– О, это легко объяснить. В 1936-м криминальную полицию влили в СС; всем офицерам присваивались почетные эсэсовские звания. Так что передо мной встал выбор: или я остаюсь следователем в этой форме и пытаюсь приносить какую-то пользу, или становлюсь кем-то другим без этой формы, и от меня никакого толку.
«Судя по тому, как идут дела, скоро у меня не останется и этого выбора», – подумал он.
Наклонив голову набок, девушка кивнула:
– Теперь понятно. Думаю, вы поступили правильно.
Март вдруг стал противен самому себе.
– Нет, неправильно, – раздраженно возразил он. – Все это дерьмо, Шарли. – Впервые за весь ужин он назвал её так, хотя она с самого начала настаивала на этом. Такое обращение свидетельствовало, что он до конца откровенен. И поспешил добавить: – Я говорил так всем, включая себя, последние десять лет. К несчастью, теперь даже я перестал этому верить.
– Но худшее из того, что случилось, произошло во время войны, когда вас здесь не было. Вы же говорили мне, что были в море. – Она замолчала, опустив глаза. Потом продолжила: – Во всяком случае, во время войны все обстоит иначе. В войну все страны совершают злодеяния. Моя страна бросила бомбу на японских мирных жителей – в одно мгновение уничтожила миллион человек. К тому же последние двадцать лет американцы были союзниками русских. Не забыли, что творили русские?
В её словах была правда. Продвигаясь на Восток, немцы одну за другой обнаруживали массовые могилы сталинских жертв, начиная с захоронения десяти тысяч польских офицеров в Катынском лесу. Миллионы погибли от голода, во время чисток и депортаций в тридцатые годы. Никто не знал точной цифры. Массовые могилы, камеры пыток, лагеря за Полярным кругом – немцы сохранили их все как памятники погибшим, как музеи злодеяний большевиков. Туда водили детей – экскурсоводами служили бывшие заключенные. Существовала целая школа исторических изысканий, посвященная расследованию преступлений коммунизма. По телевидению показывали документальные ленты о результатах сталинской бойни – выбеленные временем черепа и скелеты, заваленные бульдозерами трупы, облепленные землей останки женщин и детей, связанных колючей проволокой и убитых выстрелом в затылок.
Шарлет положила свою руку на его пальцы.
– Мир таков, каков он есть. Даже мне это видно.
Марш заговорил, не глядя на нее.
– Так. Прекрасно. Но все, что вы сказали, я уже слышал. «Это было очень давно». «Тогда была война». «Иваны были хуже всех». «Что может сделать один человек?» Десять лет я слышал, как люди говорили шепотом. Между прочим, так они говорят до сих пор. Шепотом.
Она убрала руку, снова закурила, нервно вертя в руках маленькую золотую зажигалку.
– Когда я отправилась в Берлин, родители дали мне список тех, кого они знали по старым временам. Там было немало людей, связанных с театром, артистов – друзей матери. Думаю, что многие из них были евреями или гомосексуалистами. Я стала их разыскивать. Разумеется, все они исчезли. Это меня не удивило. Но они не просто исчезли. Их словно бы никогда не существовало.
Девушка постукивала зажигалкой по скатерти. Он разглядывал её пальцы – тонкие, без маникюра и украшений.
– Конечно, там, где когда-то жили друзья моей матери, я нашла других людей. Часто пожилых. Они же должны были знать, правда? Но у них был такой вид, будто они ничего не помнят. Смотрели телевизор, пили чай, слушали музыку. От прошлого абсолютно ничего не осталось.
– Взгляните-ка на это, – сказал Марш.
Он достал бумажник и вынул фотографию. Здесь, среди ресторанной роскоши, она казалась неуместной – найденным на чердаке хламом, старьем с блошиного рынка.
Он передал фотографию американке. Шарлет внимательно вглядывалась в нее. Машинально смахнула упавшую на лицо прядь волос.
– Кто это?
– Квартира, в которую я переехал после развода с Кларой, много лет не ремонтировалась. Это было спрятано под обоями в спальне. Я обыскал все комнаты, но это все, что я нашел. Их фамилия Вайсс. Но кто они? Где они теперь? Что с ними стало?
Марш взял фото, сложил его вчетверо и положил обратно в бумажник.
– Что делать, – произнес он, – если, посвятив жизнь розыску преступников, постепенно начинаешь понимать, что настоящие преступники – это люди, на которых ты работаешь? Что делать, когда все тебе твердят: не мучайся, ничего, дескать, не поделаешь, все это было давно?
Она посмотрела на него не так, как раньше.
– Должно быть, вы сходите с ума.
– Или хуже того. Ко мне возвращается рассудок.
Несмотря на протесты Марша, Шарлет настояла на том, чтобы заплатить свою долю стоимости ужина. Была почти полночь, когда они покинули ресторан и пешком направились в гостиницу. Оба молчали. Небо было усеяно звездами, в конце крутой, мощенной булыжником улицы лежало озеро.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
