– Так, кое-что по мелочам. В деле поимки Рафика прогресса нет. А вот с убийством в Медвежьем почти все ясно.
– Да? – откинулся на спинку дивана Фрейберг. – Поздравляю! И кто же преступник!
– Все-таки, думаю, Шлегер, – заявил Вирхов. – Тому есть в подтверждение некоторые факты. Все сходится.
– Вы задержали господина Шлегера?
– Еще нет. Но непременно задержим. Надеюсь, сегодня к вечеру он будет в наших руках вместе со своей сообщницей. Пока скрывается. – Вирхов бросил взгляд в сторону преобразившегося Пиляева и усмехнулся:
– Примерим к нему накладную родинку, уберем накладную бородку и усы да проверим чресла его. Вряд ли татуировочки накладными бывают. А вдруг Шлегер и есть неуловимый Рафик? Может, и опознает его Татьяна Зонберг. Вот это будет фокус! Всем нос утрем. Правда, кое-что меня смущает. Например, вдова, не опознавшая в Шлегере своего любовника, но сообщившая про татуировку. Женская хитрость? Сговор с преступником? По-прежнему неизвестен и мотив преступления. Кроме того, меня беспокоит утренний звонок Михневича.
– О! В дело вступил таинственный ювелир! – захохотал Фрейберг. – Что же его связывает с покойным Тугариным?
– Надеюсь, вы мне подскажете. Сегодня утром к нему приходила мадемуазель или мадам Тугарина и предлагала для продажи черную жемчужину. Мой помощник с минуты на минуту доставит мне описание этой мифической персоны. Если только убитый Тугарин не обвенчался тайно с какой-нибудь неизвестной нам женщиной.
– Очень, очень интересно, – сказал задумчиво Фрейберг. – Чем дальше идет расследование, тем больше женщин оказываются впутанными в это дело. Если моя догадка верна, то вскоре вы узнаете, что эта мифическая женщина очень даже неплохо вам знакома. Потому-то мы к вам и пришли. Что же касается Шлегера, думаю, вы торопитесь с выводами.
– Да-да, простите, – спохватился Вирхов, – совсем не даю вам говорить. Слушаю внимательно.
– Дорогой мой Карл Иваныч, – начал Фрейберг, – когда вчера вечером за кружкой пива вы мне рассказали о висящих на вас глухих убийствах, я решил помочь вам, ни в коем случае не мешая вашим людям, приглядеть за горничной Соней и попросил сделать это Антона Акимовича. Выслушайте его.
– Охотно повторю свой рассказец. – Тенорок фрейберговского Ватсона действовал Вирхову на нервы. – Хорошо, что погодка с утра сегодня была не дождливая, солнышко даже пригревало. И отправился я на свою охоту вместе с Фунтиком, занял выгоднейшую позицийку – в скверике, аккурат напротив дома, где Соня новую работушку себе нашла у господина Крайнева, человека достойнейшего. Гуляем мы, стало быть, по аллейкам, погрызываем свои сухарики, поглядываем по сторонушкам. Долгонько пришлось нам свою службишку нести. И гуляющую детвору с няньками пугать и забавлять. Впрочем, в скверике были и другие персоночки.
Барышня ладненькая с ридикюльчиком на скамеечке сидела, видно дружка своего на свиданьице поджидала. И явился ее дружок. Не поверите кто! Известнейший талант, фотограф Булла, Виктор.
– Покороче, Христа ради, терпение уж всякое кончается, – не вытерпел Вирхов.
– Покороче не удастся, господин следователь, – дернул перебитым острым носиком Пиляев, – боюсь упустить важные детальки. При чем здесь барышня? – спросите вы. И я думал спервоначалу, что ни при чем. Но заметил я, что нервничает она и поглядывает все время на парадную дверь домика, где бывшая тугаринская прислуга изволит обретаться. Поэтому и проследил я, как встала она вместе с Буллой знаменитейшим, как и его папенька, и направилась, похоже, прямиком к этим дверям. Тут-то в них и появился достойнейший господин с рыженьким баульчиком в руке.
– С баульчиком? – переспросил Вирхов – Маленьким, что ли?
– Да это я так уж, для красоты слога, – улыбнулся Пиляев, обнажив длинные белые зубы, которые в народе принято называть лошадиными. – Баул внушительный, тяжелый. Нес его господин Крайнев в левой руке.
– Это ничего не значит, для удобства можно и лист с дерева левой рукой срывать, – хмыкнул Вирхов, – да и левши на каждом шагу встречаются.
– Так-то оно так, – согласился Пиляев, – да слушайте, что дальше последовало. Куда вы думаете, устремилась моя барышня с ридикюльчиком? Фотографа-то бросила – и прямиком за господином Крайневым, а шел он по направлению к Николаевскому вокзалу. Очень мне любопытной эта историйка показалась, я и побежал полегоньку за ними, не выпуская их из виду. Хотя сделать это было нелегко, признаюсь вам, народец кругом кишел, мешал чистоте обзора перспективы. И все-таки кое-что неожиданное я углядел. Этот самый господин Крайнев дошел до перекресточка, где стоял городовой, и тут его нагнал какой-то невзрачный мужичонка, из служащих опустившихся, видно, – мелькал он во время погони моей перед глазами, да не обращал я на него никакого внимания. Лица не видел, а пальтишко позамызганнее моего будет, мятое, несвежее. – И что? Что дальше? – спросил нетерпеливо Вирхов и, вынув из кармана белоснежный платок, поднес его к лицу – с каждой минутой ему все явственней чудился крысиный запах, исходящий от артиста сыскного дела.
– А дальше я остановился. И барышня с ридикюльчиком встала, в двух шагах впереди меня. И в двух шагах позади господина Крайнева. Как вы думаете, что случилось дальше?
– Ума не приложу, – пробурчал Вирхов, на миг отняв платок от лица.
– Взялся догнавший господина Крайнева мужичонка за ручку баула и отпустил господин Крайнев свою ношеньку. Вскочил шельмец неопрятный на конку – и был таков. А господин Крайнев посмотрел вслед конке, спокойненько повернулся и зашагал опять же к себе домой. Вот так-то.
– А что было в бауле, вы знаете? – Вирхов ожидал продолжения.
– Никак нет, господин Вирхов, зато я знаю другое, более важное. Проследил я за барышней с ридикюльчиком. Она на невский омнибус изволила сесть, а я «ваньку» кликнул да потрусил за ней, лебедушкой, до пристани у Адмиралтейства. А там уж на пароходик «Финляндского общества» – и на Васильевский, а оттуда прямехонько до дома ее.
– Вы думаете, она знакома с господином Крайневым? – Вирхов потерял интерес к собеседнику.
– Никак нет, господин следователь. Думаю, и с прислугой тугаринской незнакома. Живет в другом конце города, выглядит порядочно.
В этот момент в дверь кабинета Вирхова раздался стук, и через миг на пороге появился агент, посланный Карлом Ивановичем в мастерскую Михневича для снятия показаний о таинственной госпоже Тугариной. В руках агент держал лист бумаги.
– Ну что, братец, вырисовывается что-нибудь или нет? – встал ему навстречу Вирхов. Ой взял лист бумаги, велел агенту выйти и направился к своему столу.
– Итак, посмотрим, посмотрим, что новенького появилось в нашем дельце? – пробормотал Вирхов и, пробежав глазами написанное, обратился к Фрейбергу и его помощнику.
– Слушайте. Приметы таинственной госпожи Тугариной. Барышня лет восемнадцати-двадцати, не более. Рост средний. Строение нормальное. Лицо круглое, глаза синие. Темно-синяя густого цвета пелерина, отделана бархатом, юбка темно-синяя. Волосы на затылке стянуты в узел, брюнетка. На голове шляпка с голубой шелковой лентой. В руках ридикюль.
