Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
часах от меня, и ничего мне не сказал?
– Не хочу тебе навязываться.
– Что за глупости!
– Ты же была не в восторге, когда я приезжал навестить отца…
Потому что отец ждал от Келлена слишком многого, прошлые надежды его так и не отпустили. И на второй или третий день свое недовольство он вытаскивал на свет, будто не мог существовать в настоящем – и я видела, как мой брат зеленеет.
– Это не из-за тебя, – сказала я.
– Так или иначе, машины у меня сейчас нет.
Я засмеялась, вспомнив его отговорки, всегда неуклюжие. Но, если что, день дороги – и мы увидимся.
– Потом позвоню, – сказала я. – Рада тебя слышать. Только маме и папе ничего не говори, ладно?
Он тоже засмеялся.
– Харпер, буду счастлив, если начну возвращать тебе долги.
Я оттолкнулась от пола, держа в руке фотографию. Интересно, каково было Руби, когда, вернувшись, она глубоко засунула руку в свой тайник – а там пусто?
В первый день, еще до того, как забрать деньги из каяка, Руби вечером вышла на участок и стала искать ключи в рыхлой почве.
Ее цель стала понятнее: получить доступ ко всем нам, к нашим тайнам, нашим жизням.
Когда весной я нашла ключи, Руби здесь давно не было. Она сидела в тюрьме.
Я тогда еще подумала: зачем ей все эти ключи? Чтобы забраться в темные уголки наших жизней? Между делом пустить слух? Поставить кого-то в неловкое положение и словить от этого кайф?
Чейз тогда сказал мне, что следователям кое-какие слухи известны, но подтверждающих улик нет. Кстати, почему так внезапно уехал Айдан, будто хотел от чего-то скрыться?
Чейз прав: Руби всегда была опасной, куда опаснее, чем я могла предположить.
Помню, Престон сказал полиции, что Руби как-то была у них в доме и швырялась тарелками – это они ссорились с Маком. Или Фиона, смущенно смотрит в свою сумочку. И все сразу заподозрили Руби, после ее ареста вспомнили то и это. Мол, у нее был доступ не только к нашим вещам, но и к нашим тайнам.
Между прочим, они спят в разных комнатах, сказала она про Труэттов. И никто не спросил, откуда это ей известно. Кстати, в ее словах никто не усомнился.
Потому что мы верили: Руби в курсе. Но почему? Этого мы чаще всего не знали.
Значит, когда я бежала к озеру, меня сфотографировал Престон. Но знает ли он, что я сделала с ключами? Видел ли он меня потом, когда я стояла у края озера, в окружении ночных шорохов, а на металле блестел лунный свет?
Видел ли, что швырять ключи в воду я не стала? Открытая местность, течения, возможно, меня засекут чьи-то камеры. Молодежь катается на лодках по заливу, банки из-под пива бросает в воду, а утром волны пригоняют их к берегу.
И я, под покровом темноты, под защитой ночных звуков, пошла вглубь леса. Подальше вдоль залива, где меня точно никто не увидит и не услышит. Туда, где кончается наш лес, где на дереве висит знак: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ.
Корни у этого дерева были густые, чистые, у основания шишковатого ствола я руками вырыла ямку. Потом аккуратно вытерла отпечатки пальцев и положила ключи в землю. Засыпала почвой, сверху набросала листьев и прутиков.
Руби зарыла ключи, я тоже. Но в лесу, и теперь со мной их никто не свяжет.
Потом я пошла на другую сторону залива. Сквозь деревья, густые заросли кустарника – к участку, который очистили под застройку, но так ничего и не построили. В центре сероватый след от костра, остался только пепел в ямке.
Тропинка ныряла и извивалась, тянулась через булыжники и спутанные коренья, в темноте приходилось ступать осторожно. Но издалека, сквозь деревья, я видела огни нашего квартала. Шла через лес, выставив вперед руки, пока не выбралась на наш угол, к дому, где с родителями жила Тина Монахан.
Домой вернулась с другой стороны нашей улицы, на душе полегчало, будто я наконец окончательно избавилась от Руби Флетчер.
Я тогда впервые поняла, как она это сделала: ключи, дом Труэттов, потом озеро. Потом лес, просека, дорожка, уличные огни. Прокралась в дом сзади, чтобы замести следы.
Тогда, через год после ее ареста, когда она уже давно сидела в тюрьме, я наконец поверила: Труэттов убила она.
Лежат ли ключи там, где я их зарыла? Не знаю, ведь Престон видел, как я спускалась к озеру. Что, если все это время у кого-то был доступ ко всем нашим домам? Если кто-то нашел эту связку?
Пойду туда, когда наступят сумерки, хотя дежурство отменять не стали. Сегодня очередь Шарлотты.
Я легко отследила ее через мою камеру. По дороге домой она прошла мимо моих окон.
Через полчаса я вышла и заперла за собой дверь.
Прятаться я не стала, этот номер у нас не проходит. Прошла прямо перед домами, мимо камер – вышла погулять, как однажды сказала Руби.
В доме братьев Сивер через жалюзи мелькал экран телевизора. Я повернула к тропке напротив дома Марго и Пола Уэллмен – это их камера тогда засекла бегущую Руби. Неторопливо, стараясь не шуметь, я спустилась по тропинке. Проходя мимо бассейна, обернулась – вдруг там опять кто-то стоит и наблюдает за мной? Нет, похоже, у бассейна пусто.
Слева, из кустарника, ближе к воде, донеслись какие-то звуки. Насекомые и зверьки создавали шум, в котором утопали мои шаги. Стараясь оставаться незамеченной, я только один раз включила фонарик на моем телефоне.
Вот и табличка – держитесь подальше. Я провела пальцами по ее зазубренным краям, по торчавшему из ствола гвоздю, как вдруг по доскам на тропинке, ближе к бассейну, затопали чьи-то шаги.
Я пригнулась, глянула назад – между деревьев мелькнули длинные волосы и длинные ноги. Уитни или Молли? Я не шевелилась, возможно, она меня не заметила и не станет спрашивать, что я делаю здесь, в лесу, в темноте.
Она шла в мою сторону, явно не думая прятаться, я слышала, как вибрируют доски. Кажется, смотрит прямо на меня.
– Уитни! – позвала она. – Уитни!
Второй раз чуть громче. Достала телефон, включила фонарик и стала светить справа от меня, ближе к воде.
Я затаила дыхание, и она сделала еще шаг – сошла с досок на неровную поверхность земли. Это Шарлотта, ищет дочь, думает, что она бродит по лесу.
Откуда-то с воды донесся веселый визг, тут же его поглотили другие звуки. Сверчки, лягушки, глухое жужжание, слишком громкое для насекомого.
– Черт, –
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
