было вестей. Удалось ли ему втереться в доверие к Платен, очаровать ее сладкозвучным пением под гитару? Или, разоблаченный в прямом и в переносном смысле, он брошен в тюрьму? Или, не дай бог, случилось нечто совсем ужасное? И по этой причине тоже Аврора задержалась у баронессы: она не могла уехать, не узнав, какая участь постигла Асфельда у презренной графини. Но, помимо всего прочего, ей было здесь уютно и спокойно.
Шарлотта относилась к тем людям, которые, уверяя гостя, что тот может чувствовать себя у них как дома, говорили чистую правду. Привыкнуть к ее радушию было совсем нетрудно, быть может, даже чересчур легко. Прошла уже неделя, и Аврора задумалась о том, не стесняет ли она хозяйку. Девушка прямо спросила об этом Шарлотту.
— Стеснять меня? — удивилась баронесса. — Что вы, ваше присутствие для меня источник постоянной радости. Вы возвращаете мне молодость, воспоминания о тех беззаботных деньках, которые мы проводили вместе с Кристиной. Вы так на нее похожи!
— Это очень мило с вашей стороны. Признаться, мне бы не хотелось уезжать, пока Асфельд не подаст признаков жизни.
— Я разделяю ваши чувства, и вам это хорошо известно. Но не забудьте написать письмо своей сестре, которая тоже наверняка не находит себе места. Как раз завтра отбывает гонец в Гамбург. Лакей мог бы отнести ему ваше послание.
Императорская почтовая служба, налаженная князьями фон Турн-и-Таксис и вдохновленная французским примером, связывала с помощью гонцов все мало-мальски важные города и действовала вполне удовлетворительно. Скорость доставки обеспечивала многочисленная кавалерия, а доходы от почты легли в основу огромного состояния княжеского семейства. Итак, письмо было отправлено, и Аврора, забывшая было от тревоги обо всем на свете, могла больше не мучиться угрызениями совести.
Из дворца тоже не приходило никаких известий. Герцогиня позволила баронессе спокойно поправляться, долечивая свою ногу. Перед отъездом в Альден она убедилась в том, что выздоровление Шарлотты займет еще немало времени, что было даже кстати, ибо постоянное пребывание хозяйки дома в четырех стенах позволяло не скучать и не высовываться за порог Авроре, о пребывании которой в Целле никто в городе не имел понятия.
Элеонора уже дважды, никого не таясь, приезжала справиться о здоровье своей придворной дамы и во второй раз не скрыла своей тревоги за лейтенанта.
— Странно все же, что Асфельд не подает никаких знаков, — начала она. — Неужели он не догадывается, как мы за него переживаем?
— Наверное, он просто не может нам написать. Если ему удалось понравиться Платен, тем более если она обнаружила в нем иные прелести, кроме голоса, то с нее станется запереть его на замок: это вполне в ее духе. У нее хватило бы на это жестокосердия!
— Звучит обнадеживающе! — проговорила Аврора упавшим голосом. — Разве дворцовая канцелярия не состоит с Ганновером в официальной переписке?
— Состоит, но официальные известия слишком скупы. К шпионским же донесениям я не допущена, хотя мой супруг и в особенности его канцлер Бернсторф держат там своих людей, как и при других дворах. Канцлер меня ненавидит, ведь мне известно о его хороших отношениях с первым министром Платеном. Хотя если поразмыслить, то в молчании Асфельда есть и хороший признак: если бы там стряслась какая-то беда, то Платен непременно поставил бы меня в известность. Представляю, какую радость ему это доставило бы!
— Раз так, я воскрешу Гуго фон Меллендорфа и вернусь в Ганновер! — заявила Аврора.
— Даже не думайте! — дружно воскликнули герцогиня и баронесса.
— Это равносильно самоубийству, — продолжила первая. — К тому же учтите, что ваша поимка доставила бы большие неприятности нам с баронессой.
— Неужели вы считаете меня трусихой и дурочкой, способной бросить на вас хоть малейшую тень? — возмутилась девушка. — Все-таки я...
— Кенигсмарк! Мы об этом осведомлены, — перебила ее Элеонора. — Но вы себе не представляете, на что способны эти люди. Наверное, вы забыли про увечья Эльзы?
— Я не Эльза, я принадлежу к высшей знати Европы. Они не посмеют!
— Посмели же они прикончить вашего брата...
— Нет!
Этот крик, этот отказ смириться с мыслью о смерти Филиппа, вырвался из самой глубины ее души: все существо Авроры категорически отторгало эту чудовищную мысль. Шарлотта Беркхоф, отдавая должное упорству девушки, спросила:
— Откуда вы черпаете свои силы, свою веру? Это что, дар свыше?
— Конечно, я возношу молитвы, молю Бога вернуть мне брата. Я не поверю в его гибель, пока не увижу тело. Филипп сильный, перед ним не устоит ни один враг!
— А кинжал в спину, рука прикинувшегося другом врага, подсыпающая в протянутый бокал яд? — прошептала герцогиня, сочувственно глядя на девушку. — У тех, кто задумал лишить человека жизни, существуют бесчисленные способы добиться своей цели. Даже мифологический герой против этого бессилен. Но я вовсе не хочу вас разубеждать: любовь способна свернуть горы! К тому же, кто знает, вдруг вы окажетесь правы? А пока что я отправлю к Хильде Штолен надежного человека. Я очень удивлюсь, если даже Хильда ничего не сможет выведать! А вы наберитесь терпения. Поверьте, это большое достоинство...
Как ни хорош был этот совет, последовать ему Аврора не успела: уже назавтра во двор баронессы Беркхоф въехала карета госпожи фон Левенгаупт с кучером Готтлибом на козлах. Он привез записку от Амалии, просившей сестру срочно вернуться в Гамбург.
— Могла бы уточнить, в чем дело! — возмутилась Аврора. — Как я погляжу, в нашей семейке какая-то мания таинственности!
Но не выполнить такую просьбу было невозможно, и через два часа, расцеловав Шарлотту и взяв с нее слово немедленно сообщить о любой новости, Аврора села в карету и покатила в Гамбург. Напрасно подруга убеждала ее, что «срочное дело» совсем необязательно означает дурную весть: она ехала домой с тяжелым чувством, хотя помнила о склонности Амалии делать из мухи слона.
***
Известие, которое ее ожидало, оказалось радостным. Приехав в Гамбург, Аврора застала сестру в небывалом возбуждении для женщины, привыкшей держать себя в руках и предпочитавшей спокойную степенность. Едва выйдя из кареты, девушка очутилась в объятиях Амалии, смеявшейся и рыдавшей одновременно.
— Наконец-то! Боже, у меня было чувство, что ты уже никогда не вернешься! Почему ты так задержалась? Почему...
— Да успокойся ты! Позавчера я написала тебе письмо с подробным объяснением, просто ты его еще не получила. Готтлиб торопился как на пожар. Он ничего не
