деловые связи. Британские евреи не достигли полной гражданской эмансипации до XIX века, но уже в XVIII веке евреи, которые были коренными британскими подданными, пользовались существенными гражданскими и социальными правами, в том числе защитой представителей Его Величества при поездках за границу.
Марокканские власти придерживались несколько иного мнения. В соответствии с практикой некоторых мусульманских государств, договоры с христианскими правительствами они рассматривали как применимые только к христианским подданным этих стран. Еврей, независимо от его государственной принадлежности, был просто евреем и, вступая в мусульманские владения, считался не мустамином, на которого распространялись связанные с этим статусом привилегии, а зимми — со всеми ограничениями данного статуса. С точки зрения самих гибралтарских евреев и британских властей, они являлись британскими подданными, следовательно, их одежда не должна была ничем отличаться от обычной для остальных жителей. Однако, на взгляд султана и его должностных лиц, они были евреями, и им следовало носить отличительное одеяние сообразно их статусу. В какой-то момент, предположительно из-за наплыва иностранных евреев, одетых по-европейски, чтобы избежать неприятностей, которым они подверглись бы в еврейской одежде, султан, по-видимому, решил обнародовать конкретные правила на этот счет.
Гибралтарские евреи — первый пример еврейской общины, происходящей из мусульманской страны и живущей при европейском правительстве эпохи Просвещения, причем на расстоянии всего лишь нескольких миль от страны своего происхождения. В результате там не могли не проявиться весьма тревожные контрасты.
И в другом отношении данная история представляет интерес. Это, похоже, был первый случай, когда еврейские граждане европейского государства призывали представителей своего суверена вмешаться от их имени в конфликт с мусульманской державой. Здесь, как и во многом другом, мы видим смену ролей с тех пор, как османский султан направлял послания Папе Римскому, дожу Венеции и королю Франции для защиты интересов своих еврейских подданных.
В течение XIX века, с эмансипацией евреев во всех цивилизованных странах Европы и принятием евреев в качестве граждан с основными правами гражданства, такие действия европейских правительств от имени своих еврейских подданных стали нормальными. Новая ситуация возникла, когда евреи в этих западных странах, все больше осознавая тяжелое положение своих единоверцев на Ближнем Востоке и в Северной Африке, стали выступать и вмешиваться от их имени, используя еврейские и, где это было возможно, политические и дипломатические каналы.
Вовлечение западных держав в дела евреев исламских земель далеко не всегда шло тем на пользу; зачастую происходило обратное. В то время как еврейское лоббирование и либеральные принципы порой объединялись ради того, чтобы произошли сдвиги в пользу евреев, поднимались и другие силы, враждебные как еврейской эмансипации, так и просвещению XIX века и действовавшие в противоположном направлении. Эти силы находили опору в сплаве древних предрассудков и современных интересов.
Новая система трехсторонних отношений Запад — ислам — евреи нашла свое первое драматическое выражение в знаменитом Дамасском деле 1840 года. 5 февраля того года отец Тома, монах-капуцин, сардинец, внезапно исчез вместе со своим слугой. В их убийстве обвинили еврея-цирюльника, и тот после пыток заявил, что готов признаться. Собратья капуцина, подстрекаемые и поощряемые французским консулом Ратти-Ментоном, провозгласили, что евреи убили монаха в ритуальных целях. По настоянию консула губернатор Шариф-паша арестовал большое число лидеров общины и простых евреев, многие из которых затем подверглись пыткам. Один общинный лидер, Йосеф Ланиадо, умер во время допроса; другой, Моше Абулафия, спас себя, приняв ислам. Его и нескольких других пытками принудили подтвердить все «догадки» обвинителей. Французский консул, чтобы оправдать и продолжить свои действия в Дамаске, поддержал обвинение во французской прессе активной кампанией, направленной против евреев Дамаска и евреев в целом. Дамаск был в то время под властью Мухаммеда Али-паши, османского правителя Египта, который сумел превратить и Египет, и Сирию в единое полунезависимое княжество под чисто номинальным османским сюзеренитетом. Проводимую им политику в отношении евреев Дамаска поддерживала Франция, а против нее выступали Великобритания и другие европейские державы.
Это знание расстановки сил помогает понять, почему обращения французских еврейских лидеров к правительству Франции вызвали неудовлетворительную реакцию, а такие же призывы в Великобритании дали совсем другой эффект. 22 июня 1840 года министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон сообщил парламенту, что он предупредил Мухаммеда Али-пашу о возможной реакции, которая будет иметь место в Европе в ответ на его «варварское обращение» с евреями Дамаска. 3 июля в официальной резиденции лорд-мэра Лондона состоялось массовое собрание, на котором члены парламента и высокопоставленные церковники осудили возрождение средневековой клеветы, а также пытки и убийства невинных людей на ее основании. Другие западные правительства, включая Соединенные Штаты, также высказались в поддержку позиции Великобритании. На встрече видных евреев в Лондоне с участием французского государственного деятеля, еврея Адольфа Кремье, было решено направить на Ближний Восток делегацию, состоящую из самого Кремье, его соотечественника, востоковеда Соломона Мунка, и лидера английского еврейства, обладателя рыцарского титула сэра Мозеса Монтефиоре.
Несмотря на все препятствия, чинимые на пути делегации французскими представителями в Каире и Дамаске, она при значительной дипломатической поддержке достигла своей цели. 6 сентября 1840 года в ответ на совместную ноту девяти европейских консулов Мухаммед Али-паша направил в Дамаск приказ об освобождении оставшихся в живых еврейских заключенных. Вскоре после этого Мухаммед Али был вынужден отказаться от Дамаска и остальных частей Сирии, в которых был восстановлен османский суверенитет. По дороге в Европу представителей еврейской делегации принял османский султан, который по их просьбе издал фирман, осуждающий обвинение в ритуальном убийстве как необоснованную клевету и подтверждающий намерение османских властей обеспечить полную защиту для евреев их жизни и собственности{194}.
Некоторые аспекты этой истории требуют комментариев. Один из них — кровавый навет. Обвинение в использовании человеческой крови в ритуальных целях сначала, по-видимому, было выдвинуто язычниками против ранних христиан, затем самими христианами против евреев и стало расхожей темой христианского антисемитизма с самых ранних времен по сей день. В классические исламские времена эта особая форма антиеврейской клеветы была, похоже, неизвестна. Впервые в исламском ареале кровавый навет зафиксирован во время правления османского султана Мехмеда Завоевателя, и почти наверняка он возник в массовой греко-христианской среде под османской властью. Такие обвинения были распространены ранее, в Византийской империи. При Османах они происходили нечасто и обычно осуждались властями{195}.
Кровавый навет стремительно распространяется в XIX веке, когда такие обвинения, порой сопровождаемые вспышками насилия, возникают по всей Османской империи. Дамасское дело 1840 года, возможно, было первым и далеко не последним. В дальнейшем в XIX и XX веках кровавый навет на евреев становится почти обычным явлением в османских землях:
