капельками пота. Видимо, вождь вождей прискакал верхом откуда-то издалека и свалился, сморенный усталостью. Одежда в пыли, грязные разводы от пота на щеках, давно не чищенные сапоги, не снятая с кисти руки плеть — все говорило о дальней и трудной дороге. Моника замерла со своим подносом перед возвышением. Она привыкла видеть надменного вождя вождей блистательным, пышным, властным. Удивительное дело, — как ни устал Пир Карам-шах, как ни глубоко провалился он в бездну сна, но осторожность и тревоги походной жизни не оставили его и сейчас. Полный любопытства взгляд девушки заставал его поднять веки. Огонек зажегся в его глазах, и он членораздельно произнес: «Все прекрасно, моя леди, водонос взобрался по ступенькам вверх. Вор — теперь король!» Мгновенно он снова погрузился в сон. Моника осознавала все неприличие своего поведения — уроки мисс Гвендолен не прошли даром — и побежала к себе. И как удивилась Моника, узнав вскоре, что сын водоноса, мелкий воришка, потряс целое государство, сделался его царем и именем аллаха отныне распоряжается жизнью и душами миллионов. «Любого чумазого нищего сделаю королем, — похвастался в бунгало Пир Карам-шах. — Надо лишь влезть в психологию Востока. Жалею, не успели мы дать ему королеву. — Иронически посмеиваясь, он поглядывал на Монику. — Был бы у нас свой резидент при троне. И какой резидент! Впрочем, еще не поздно. На очереди у нас еще один». Моника невольно покраснела, хотя и не понимала, к чему клонит вождь вождей.
Все разъяснил Монике Курширмат Одноглазый. Он изредка появлялся в бунгало. Вообще мисс Гвендолен его терпеть не могла и запретила на порог пускать. Но курбаши умело находил предлоги, чтобы наведаться к «уважаемой племяннице», как он льстиво называл теперь Монику. Зная, что Монику ждет необычайная судьба, он не хотел остаться в стороне. «Запах кебаба щекотал ему ноздри». С деланным участием он предупреждал Монику: «Не доверяй ему, — он намекал на Пир Карам-шаха. — Плохой, коварный человек. Он хотел сделать тебя женой водоноса. Теперь он думает выдать тебя за конокрада!»
Кривой курбаши всячески старался добиться доверия «племянницы», постоянно напоминая ей, что он вырвал ее из лап басмача Кумырбека, спас ее честь и, возможно, жизнь. Конечно, он умалчивал, что лишь случайность помешала ему с выгодой продать Монику еще в Ханабаде Ибрагимбеку и что «инглизы» попросту провели его, Курширмата, вынудив привезти девушку в Пешавер, но заплатив ничтожно мало. Помалкивал он и о своих приватных переговорах с достопочтенным посланцем эмира, господином Начальником Дверей Хаджи Абду Хафизом. Моника и не подозревала, что все уже было наготове: привратника бунгало подкупили, коней наняли, проводников нашли. Похищение Моники задерживалось из-за пустяка — Кривого Курширмата не устраивала сумма. Эмир не слишком высоко оценивал свои отцовские чувства и не так много обещал Курширмату за свою дочь. А Курширмата в Пешавере держали отнюдь не в чести. Он, недавно еще могущественный глава басмачества в Фергане, вынужден был зарабатывать средства к существованию службой собственным корреспондентом в местной пешаверской английской газете. Оставалось недоумевать, откуда у басмача-бандита такое знание английского языка и «таланты» журналиста желтой прессы. Так или иначе Курширмат был недоволен своим положением и не собирался упустить такой ценный приз, как Моника.
Что ж, эмир Сеид Алимхан скуповат, но, надо полагать, отцовские чувства скажутся. Курширмат не спускал своего единственного глаза с бунгало, а когда удавалось, проникал в него и умиленно улыбался Монике. Где-то в самом темном уголке души чуть шевелилась и другая мыслишка. Ну, а если эмир не раскошелится, тогда тоже не все пропало. Почему бы ему не привезти в Кала-и-Фатту Монику не «племянницей», а женой. Курширмат распускал слухи, что он сам из ферганских аристократов и состоит в прямом родстве с последним кокандским ханом Худояром, даже является его родным внуком. Не выгонит же Сеид Алимхан такого зятя. Однако Курширмата больше устраивала круглая сумма в золотой валюте. В дело беглого эмира он плохо верил и не торопился к нему в родственники. Одноглазый курбаши хорошо помнил аравийскую пословицу: прыгнул лев за луной — ногу вывихнул.
ОБЕД В БУНГАЛО
По мере возможности каждый пытается мыслить.
Хафиз
Британская колония в Пешавере торжествовала. Наконец удалось то, о чем десять лет мечтали англо-индийские политики и дипломаты. Наконец, после вступления на престол сына водоноса, Афганистан превратился в грозный бастион, жерла орудий которого направятся в сердце Туркестана.
Политический кризис тех лет вошел в историю Среднего Востока как попытка Британской империи вновь подчинить Афганистан, добившийся независимости в войне с Англией в 1918 году. Наконец-то свергнут прогрессивно настроенный король Аманулла, поддерживавший дружеские отношения с Советским Союзом, и к власти пришел послушный Британии слуга.
Недалекий Хабибулла Газий и не скрывал, что еще до захвата Кабула он приложил свою личную печать — мухр — к договору с англичанами, что он будет поддерживать дружбу только с Британией и с теми, на кого ему укажет Лондон. И в первую очередь, выгонит из Кабула советское посольство, установит дружбу с эмиром бухарским Сеидом Алимханом и откроет военные действия против Советского Союза.
Общее возбуждение передалось и скромному, замкнутому мирку пешаверского бунгало.
Каменная физиономия мистера Эбенезера Гиппа, имперского чиновника, правда, ничего не выражала. И все же он поддался общему настроению. Он попросил мисс Гвендолен-экономку устроить «файв о'клок» на десять персон. И… немедленно.
Надо ли говорить, что, несмотря на спешку, обед и по сервировке и по подававшимся на нем кушаньям не имел себе равного, если не в мире, то, во всяком случае, в Пешавере. Напитки были представлены в отличном ассортименте. Закуски отличались остротой и изысканным подбором. Жареную дичь готовил, очевидно, повар-виртуоз.
Присутствовали на обеде военные. Среди них генерал из Дакки, два штабных полковника, представители местной пешаверской знати. Не привлекал к себе особого внимания неизменно вежливый и молчаливый доктор тибетской медицины господин Бадма. Зато по обыкновению блистал восточный коммерсант Сахиб Джелял, как своей великолепной бородой, так и не менее великолепным бухарским одеянием. Пир Карам-шах ввалился в столовую в походном виде — увешанный оружием, в побелевших от соленой пыли сапогах с огромными бренчащими шпорами, в полинялом от солнца синем расшитом золотом бархатном камзоле.
Дамское общество представляла мисс Гвендолен-экономка, занимавшая привычное место хозяйки дома. Властно и незаметно управляла она слугами-индусами и целой стайкой воспитанниц-принцесс. Их нарядили по этому случаю английскими горничными в черные креповые платья с накрахмаленными кружевными передничками, воротничками и кружевными наколками на волосах.
— Для практики! Надо же им уметь вести себя в обществе.
Ничем
