— Единственное доказательство, инспектор? Признаю, оно довольно убедительное, но неужели это все, что у вас есть против меня?
— Нет, — ровным голосом ответил Грэхем. — Поэтому я и хотел, чтобы тут поприсутствовала мисс Айртон.
Констанс попятилась назад, пока не уперлась в буфет. Казалось, она хотела оставить максимальное расстояние между собой и Джейн Теннант. Ее лицо, бледное, с тонкими чертами, сейчас осунулось, как при тяжелой болезни.
— Эт-т-то я? — заикаясь, переспросила она, вжимаясь в самый угол комнаты.
— Видите ли, сэр, — продолжил Грэхем, одарив ее беглой сочувственной улыбкой, перед тем как повернуться к судье Айртону, — история мисс Айртон никогда не казалась нам достаточно убедительной. Нет. Да и сейчас не кажется таковой.
Но мы неправильно понимали ее. Пока доктор Фелл не рассказал о дополнительной пуле и о ложном телефонном звонке, мы считали, что она врет, пытаясь защитить вас. Но потом я подумал: каким образом она своими показаниями может защитить отца? Не может. И не могла. Ничего из ее слов не могло убедительно свидетельствовать в вашу пользу, да и каким образом? Единственная убедительная подробность, на которой она настаивала, была… так что там было? Я расскажу вам. Якобы она видела, как мистер Морелл шел по дороге и подходил к бунгало в двадцать пять минут девятого. Черт побери, вот тут меня и осенило! Да не отца она защищала, а мистера Барлоу.
Грэхем повернулся к Констанс. Вел он себя сдержанно и смущенно; в ярком свете канделябра лицо его густо побагровело, но серьезность инспектора, казалось, загипнотизировала Констанс.
— Итак, мисс, — мягко сказал он, — вот к чему мы пришли. Мы можем доказать, что в двадцать минут девятого, примерно через две минуты после убийства мистера Морелла, вы находились в телефонной будке на Лаверс-Лейн, всего в шестидесяти футах от места преступления. Даже если не удастся этого доказать, мы знаем, что вы несли чушь. В двадцать пять минут девятого мистер Морелл был мертв, а человек не может шествовать по дороге с пулей в голове. И если вы не хотите крупных неприятностей, вам не стоит настаивать на своей версии. И вот что я думаю, мисс. Я думаю, вы видели, как мистер Барлоу застрелил мистера Морелла. — Он откашлялся. — Затем, как я предполагаю, вы кинулись к этой телефонной будке — у вас было нечто вроде истерики — и попытались дозвониться до мисс Теннант. Наверное, чтобы попросить машину и добраться до дома. Но вам это не удалось, и вы вернулись к коттеджу. Обратите внимание, мисс, в то время вы оказались так близко к нему, что не могли ничего не видеть и не слышать выстрела! Ваше вранье, что вы, мол, видели мистера Морелла, когда он был уже мертв, доказывает, что вы уже оказались в курсе дела! Единственное, что нам предстоит решить, установив этот факт, — задержать ли вас как соучастницу…
— Нет! — вскрикнула Констанс.
— Я не буду продолжать эту тему, — сказал Грэхем, — так как не хочу, чтобы вы думали, будто я оказываю на вас давление. Я не собираюсь этого делать. Вот что я скажу вам в заключение: если вы в самом деле были свидетелем действий мистера Барлоу, то ваша обязанность — рассказать мне о них. Пока мы не можем полагаться на ваши слова. В таком случае нам придется и дальше допрашивать вас, пока ваша версия нас не устроит, в противном случае у вас могут быть серьезные неприятности.
Грэхем сделал гримасу, которая, по всей видимости, должна была обозначать добродушную улыбку, и распростер руки.
— Ну же, мисс! — настойчиво поторопил он ее. — Соответствуют ли мои слова истине? Да или нет? Вы что-то видели? Застрелил ли мистер Барлоу мистера Морелла?
Констанс медленно подняла руки и закрыла ими лицо — то ли чтобы скрыть его, то ли боясь выдать свои эмоции. У нее были тонкие пальцы с красным лаком на ногтях; колец на них не имелось. По мере того как шло время и тиканье часов напоминало о вечности, она стояла, застыв на месте. Затем плечи ее опали. Она опустила руки и открыла глаза. В них стояло вопросительное выражение, словно Конни искала ответов, которые кто-то мог подсказать ей.
— Да, — прошептала она. — Это сделал он.
— Ага! — воскликнул Грэхем, переводя дыхание.
Сигара судьи Айртона давно погасла. Он взял ее из пепельницы на шахматном столике и снова раскурил.
Джейн Теннант издала мучительный стон, напоминающий рыдание. Она не верила своим ушам, и это выражение застыло на ее лице. Девушка продолжала качать головой из стороны в сторону, но не произнесла ни слова.
Молчал и доктор Фелл.
Фред Барлоу, словно решившись на что-то, хлопнул себя по коленям и соскочил с подлокотника дивана. Он подошел к Джейн, сжал руками ее лицо, холодное, как мраморное изваяние, и поцеловал ее.
— Не волнуйся, — со спокойной уверенностью сказал он. — Я одержу верх над ними. С одной стороны, все их расчеты времени неправильные. Но… но вот косвенные доказательства…
Он сжал рукой лоб, словно в отчаянии. Фред бросил взгляд на судью Айртона, но у того было каменное лицо.
— Хорошо, инспектор, — наконец сказал Барлоу, пожав плечами. — Я готов отправляться с вами.
Глава 20
Фреда Барлоу задержали в понедельник, 30 апреля. Вечером следующего дня судья Айртон сидел в гостиной своего бунгало, играя в шахматы с доктором Гидеоном Феллом.
Вечер был прохладный, и рядом со столиком, источая тепло, стоял калорифер. Порывы ветра с моря колотились в окна, волны шли на приступ берега с неистовством атакующей армии, а темнота за окнами иногда разражалась дождевыми брызгами.
Но от калорифера шло жаркое тепло. Мягкий свет создавал уют. Шахматные фигуры, белые и красные, плели на доске причудливые комбинации. И судья, и доктор Фелл молчали. Оба изучали положение на доске.
Доктор Фелл откашлялся.
— Сэр, — спросил он, не поднимая взгляда, — хорошо ли вы провели день?
— Что?
— Я спросил: хорошо ли вы провели день?
— Не совсем, — ответил судья, делая очередной ход.
— Я бы хотел уточнить, — сказал доктор Фелл, — что вряд ли день был приятным и для вашей дочери. Она увлечена Фредериком Барлоу. Тем не менее в интересах правосудия ей придется предстать на месте для свидетелей и своими показаниями обречь его на смерть. Тем не менее в этой ситуации есть и философский аспект. Как вы сами сказали, менее всего в этом мире ценятся человеческие взаимоотношения.
Снова они погрузились в молчание, изучая положение на шахматной доске.
— Затем существует и сам молодой Барлоу, — продолжил доктор Фелл. — Судя по его словам и поступкам, вполне приличный молодой человек. Его ждало блестящее будущее. Но оного больше не существует. Даже если с него будет снято это обвинение (что весьма сомнительно), с ним покончено. Он поддерживал вас в самое трудное время. Вы должны были испытывать к нему теплые чувства. Но как вы сами сказали, в этом мире менее всего ценятся человеческие отношения.
