Иезуиты вполне способны отравить человека так умело, что запросто имитируют у него долгую и продолжительную болезнь — и как бы естественную смерть.
Неизвестно, правда, как это по Божьи — но по-человечески выходит порой весьма полезно…
Старых, твердых в православии магнатов можно было убрать уже в скором времени — умело обработав неокрепшие умы нового поколения Острожских, Вишневецких и прочих Ружинских в иезуитских коллегиях. Да, в коллегии принимают православных шляхтичей на учебу — но лишь с цель изменить их сознание и привести в лоно католической церкви! Чем сегодня и занимаются лучшие ораторы из числа преподавателей коллегий, знакомящих молодых шляхтичей с искусственно привлекательной обложкой католической Европы…
Однако, помимо обреченных магнатов в Речи Посполитой имеется еще одна сила, способная встать за православную церковь — казачество.
Казачество… Сигизмунда совершенно не интересовал тот факт, что только на запорожских и днепровских казаках держится оборона его южных владений от татар. В Кракове и Варшаве крымских или ногайских татар никто вживую не видел — и ведь как раз благодаря казакам! Но кто из польской шляхты об этом задумывался? Зато восстания Косинского и Наливайко окончательно убедили короля в необходимости уничтожить казаков — что было вполне реально осуществить после Солоницкого разгрома, учиненного присутствующим на совете Жолкевским над черкасами… Однако мятеж Зебжидовского помешал планам короля. А начавшаяся в тоже время в Московии Смута открыла такое окно возможностей…
Возможностей, прежде всего, для иезуитов — но и для подчиняющегося им Сигизмунда, пока еще колеблющегося, посадить ли на царский престол сына Владислава, или сесть на него самому? Так или иначе, именно военное подчинение Московии позволило бы иезуитам и католическим миссионерам прочно пустить в ней корни — а некоторое время спустя и подчинить Московский Патриархат Брестской унии! Ну и конечно, Московия манила шляхту новыми землями, богатствами — и жизнями тысяч смердов, коих будет так легко обратить в бесправных польских хлопов… И да — казаки во многом способствуют в завоевании восточнославянского противника Речи Посполитой, ее давнего врага! Один Александр Лисовский и его «лисовчики» чего стоят!
Хотя ведь именно благодаря фактически проигранной Литовским княжеством войне с Иоанном IV Грозным, польско-литовская «Республика» и появилась на свет…
И все равно Сигизмунд без колебания пустил бы казачью старшину под нож хоть сейчас, порадовав жаждущих черкасской крови шляхтичей! Но не растерявший здравомыслия духовник короля, отец Барч с самого утра буквально молил короля так не поступать… Нет, вовсе не потому, что духовник был столь благочестив и сочувствовал казакам — просто в отличие от многих вельможных панов, он умел считать и трезво рассуждать. Ведь чуть ли не половину королевской армии под Смоленском составляют казаки! А ведь их уже итак всколыхнул недавний бой одного из таборов с ляхами и его уход в осажденную крепость — убийство же гетмана и полковников тут же толкнет запорожцев на открытый мятеж. И вот тогда, коли Шеин выведет на вылазку уже весь Смоленский гарнизон, верные королю воины так и вовсе окажутся в меньшинстве — и могут проиграть!
И плакали тогда планы покорить силой Московскую Русь — и без труда обратить ее к свету «истинной» веры, дозволяющей покупать папские индульгенции во «искупление» любых прегрешений…
Однако сейчас Барч ожидает в смежной зале — зато ненависть к казакам-схизматикам уже переполнила сердце Сигизмунда. Еще немного послушать заводящие крики шляхтичей — и можно отправлять смутьянов на кол! Не задумываясь о последствиях — в конце-то концов, король он, или где⁈
Впрочем, присутствующий здесь же коронный гетман Жолкевский, автор победы над казаками Наливайко, общей ненависти шляхты к черкасам не разделяет. Старому и опытному войну, сражавшемуся еще под началом Стефана Батория, уже давно чужда горячность молодости — ныне он доверяет лишь голосу разума и трезвому расчету. И понимая, что король может в любую минуту принять необратимое и губительное для всех присутствующих решение, пан Станислав встал со своего места — и, подняв над головой гетманскую булаву, неожиданно громогласно воскликнул:
— Тихо!!!
Сигизмунда, недолюбливающего польного коронного гетмана (тот, кстати, отвечает монарху «взаимностью») аж передернуло от того, что шляхта постепенно смолкла по приказу гетмана, пользующегося огромным авторитетом в армии. Сам же король до того предпринимал две тщетных попытки усмирить разбушевавшихся панов прежде, чем его собственное раздражение и гнев не обратились в сторону казаков…
Между тем, едва заметно усмехнувшись в давно уже седую бороду, гетман взял слово:
— Ваше королевское величество, ясновельможные панове! Прежде, чем вести спрос с верных нам полковников реестровых казаков — и лично известного мне гетмана Олевченко, собравшего добровольцев по королевскому же призыву, — не стоит ли всем нам задуматься о том, чем же обернется раскол в нашем войске, коли мы накажем ни в чем не повинную казацкую старшину⁈
— Как это ни в чем не повинную⁈ Да они мою хоругвь на две трети вырубили да постреляли!
Жолкевский, однако, лишь отмахнулся от первым возмутившегося шляхтича:
— Пан Конецпольский, но ведь изменивший казачий табор уже ушел в Смоленск, разве нет? И разве раненых и пленных казаков, доставшихся вам в руки, вы не успели еще посадить на колья, в назидании остальным⁈ А если так, то отчего вы требуете казнить верных королевских воинов, готовых идти по его слову и в огонь, и в воду⁈
Конецпольский, чью хоругвь действительно практически уничтожили в последнем бою, нехотя замолчал — зато оживились посеревшие было казаки; как кажется, кровь вновь начала приливать к их лицам… Между тем, польный гетман продолжил:
— Ваше величество, ясновельможные панове — я вынужден вновь говорить о том, о чем говорил и ранее: под Смоленском мы лишь теряем время, заставляя терпеть наших воинов всяческие лишения от голода — и отравляя их сердца бездействием. Не от того ли рядовой конфликт шляхты и черкасов перерос в настоящую битву, когда и те и другие вот уже много недель бесполезно стоят под стенами Смоленска⁈ И не от того ли произошла смута в нашем войске, что Шеин через своих людей сумел подкупить часть казаков в изменившем таборе⁈ Наконец, все это время, пока войско бездействует, мы продолжаем платить наемникам причитающееся им за службу золото — вот только ландскнехты ведь совсем не воюют!
В зале ненадолго повисло неприятное молчание — позиция Жолкевского многим была известна и даже близка. Да только ее не разделял король… Вот и сейчас, с показушной неохотой разлепив уста, его величество с этакой скучающей ленцой в голосе произнес:
— Разве я не говорил уже о своем желании взять Смоленск? И разве не объяснял причины, вынудившие меня остаться под его стенами? И разве король должен еще что-то объяснять гетману⁈
Под конец фразы тон Сигизмунда изменился, стал резким, яростным, требовательным — но Станислав Жолкевский и не думал пугаться:
— Я еще не настолько стар, ваше величество, чтобы забыть наши прошлые споры. Но тогда вы были правы — мы не могли оставить в прикрытие под Смоленском половину итак невеликого войска, с небольшой ратью выступив на Москву. Однако теперь число наших людей удвоилось, и мы можем оставить в осаде достаточно сильный отряд, способный разбить Шеина, коли тот рискнет покинуть крепость!
Жолкевский упрям — но прям разумно; гетман всегда старается высказать обоснованную и объективную правду. Однако и король упрям — потому как он король… Поджав губы так, что они вытянулись в тонкую линию, Сигизмунд Ваза с неприязнью вопросил:
— И кого же коронный гетман оставил бы под Смоленском?
Старый воин и полководец словно ждал этот вопрос:
— Две роты крылатых гусар и один полк панцирной казачьей конницы. Полутора тысяч тяжелых всадников будет вполне достаточно, чтобы разгромить в поле детей боярских воеводы Шеина! Сверх того необходимо оставить три тысячи воинов польских пеших хоругвей — и германскую обслугу тяжелых мортир… Лучшие же части, три четверти крылатых гусар, еще один полк панцериев — и четыре полка отборной казачьей пехоты реестрового войска, шляхетскую и татарскую кавалерию, венгерских гусар и оставшихся немецких рейтар, а также табор нереестровых казаков гетмана Олевченко… Всю эту рать вы, ваше величество, двинете на соединение с гетманом Сапегой, имея полное превосходство как над московитами Шуйских, так и войском самозванца!
Н-да, не так давно Лжедмитрия II называли в Польше истинным московским государем — пока Сигизмунд Ваза не решил забрать себе престол Московский. С тех пор про самозванца при короле вообще не стоило упоминать… Вот
