рисковать. Мась, я же просил. Ну что ты творишь, а? Что ты творишь?! Изводишь. Я бы…
— Хочу тебя увидеть, — выпаливаю, слыша в ответ жесткий отказ:
— Нет.
— Нет? — переспрашиваю. — Нет?! Головин, ты там не охренел, часом? Я столько страха пережила, столько боли перетерпела за весь этот год. Ты меня через мясорубку пропустил своими изменами и швырнул в ад, прогуляться босиком по углям, а теперь… Теперь говоришь: НЕТ?!
— Да. Я говорю тебе «нет». Потому что это лучше для тебя.
— Ты не можешь знать, что для меня лучше. Ты… Ты меня вообще не знаешь! Столько лет вместе, а ты меня так и не узнал. Никогда не знал, потому что не было тяги и желания узнать меня. Боже, Виталя, ты эгоист. Тебе паршиво и ты не хочешь, чтобы я видела тебя пострадавшим? Снова свои чувства и эго лелеешь. Только свои. А про меня ты подумал? Я дышать не могу, я здесь находиться не могу, не зная, что с тобой, а ты… Отказываешь мне! Эгоист…
— Мась, не стоит. Не хочу портить тебе жизнь.
— Ты портишь ее прямо сейчас.
— Я не могу позволить тебе то, что ты хочешь.
— Вот как?!
— Да. Не могу. Мась… Хочу, чтобы у тебя все-все получилось, как ты задумала.
— До чего же упрямый кретин! И слепой… Глухой… Глухой к моим словам. Как ты не понимаешь, что карьера, деньги, успех и слава не стоят ничего, совсем ничего не стоят, если я чувствую себя несчастной и одинокой. Это на время забивает мысли, позволяет коротать дни, а потом…
— Прошу, Мась, остановись. Просто остановись, — вымученно просит Виталя.
— А потом я ложусь в холодную кровать и думаю только о том, что никогда не была по-настоящему нужна тебе. Ни тогда… Ни сейчас. Особенно, сейчас.
— Я люблю тебя. Больше, чем ты думаешь. Настолько больше, что не вижу себя рядом с тобой. Не хочу портить тебе жизнь.
— Или себе? Или себе, Виталя? Уже нашел мне замену? Она симпатичная? Или они… Они, наверное! Так привычнее… И никто не выносит мозг, ни в болезни, ни в здравии.
— У меня никого нет. Никого! Я несколько месяцев ни с кем не спал! Ни с одной. У меня последний раз только с тобой было. Только с тобой, слышишь? И я до сих пор помню все, до последней мелочи.
— Если бы помнил, если бы для тебя это хоть что-то значило, ты бы… — не договариваю. — Хорошо, я все поняла и больше не буду тебе досаждать и навязываться. Девочка из Гнилево больше не будет на тебя вешаться.
— Мась, все не так. Ты к чему это Гнилево приплела вообще? Я никогда так о тебе не думал. Прекрати себя накручивать!
— Удачи тебе с любой другой телкой.
— У меня никого нет, — рычит. — И не нужно. Я… Я просто хочу, чтобы ты была счастлива!
— Я прямо сейчас сдам билет. Удали мой номер! Прощай.
* * *
Виталий
Спустя время
— Хорошо выглядишь, дружище! — трясет мою ладонь Мирослав. — Скоро марафон пробежишь.
— Да уж, ага… — замедляю шаг после непродолжительной легкой пробежки.
Откровенно говоря, это даже пробежкой назвать сложно, скорее, быстрый шаг. Первые шаги дались с трудом, сейчас увеличиваю нагрузку, все еще ощущаю себя слабаком. Но странно рад тем болезненным ощущениям, которые есть, они позволяют мне чувствовать себя живым и функционирующим.
— Не побежишь, что ли? Не верю… — хмыкает Мирослав. — Ты еще опередишь нас всех. По крайней мере, немощного старпера вроде меня точно сделаешь.
Смеюсь. Мне бы его активность и чувство самоиронии.
— Кто старпер? Кто немощный?! Ты? Ты здоровее быка!
— Не всегда. В прошлом месяце сильно простыл, — откровенничает Мирослав. — В аккурат перед нашей поездкой по Европе. До последнего отказывался от лечения и делал вид, что все в норме, пока не свалился с температурой за сорок. За день до вылета. Мы все распланировали, родители ждали внуков, нас, но Лена отменила поездку. Осталась, чтобы за мной поухаживать, — светится и тут же добавляет. — Поухаживать и пилить меня, разумеется. Коварные женщины. Сначала нянькаются с тобой, как с младенцем, целуют каждый час и кормят вкусным бульоном с ложечки, а потом въедливо и методично трахают мозги за проваленные планы, за упущенную распродажу классных шмоток и пропущенный праздник в какой-то живописной деревне.
— Ясно.
— Главное, вовремя остановиться и признать, что накосячил. Иногда я думаю, что косячить — мое жизненное призвание. Вроде все ровно, но потом, оп… Херак, и все! Я в немилости у женской половины нашего дома, и только Игнасио меня поддерживает, радостно нагадив в подгузник. Но и тот до поры, до времени поддерживает. Как только начнет болтать и понимать больше, чем сейчас, уверен, он тоже даст мне просраться.
Я люблю слушать болтовню Мирослава о семье, о том, как они живут.
Отвлекает от своих будней, заставляет задуматься болезненно: а как бы у нас с Инессой было?
Чем больше времени проходит с ее последнего слова «Прощай!», тем чаще я думаю об упущенном шансе. О наших последних днях в браке, о том, как я поспешно предложил ей завести ребенка, думая, что это нас сблизит.
У Инессы случился выкидыш, и меня запоздало накрывает отчаянием, что ни черта не вышло.
У этого отчаяния горький привкус понимания, что тогда… нет… ни черта бы не вышло в любом случае.
Слишком много всего я делал не так. Сейчас Кирилл под стражей, ему грозит серьезный срок. Свою глубокую старость он встретит в тюрьме…
С Инессой я больше так и не разговаривал.
Считал себя правым, ограждая ее от себя, но прошло немало времени, и я больше не чувствую, что был прав, когда запретил Инессе ко мне прилететь.
Мне без нее паршиво. Тоскливо, выть хочется.
Глава 48
Виталий
Мы поссорились в последний раз, и, наверное, струна терпения Инессы лопнула.
Недавно я сдался своему желанию позвонить ей и совершенно не удивился, когда понял, что Инесса не пользуется старым номером.
Знаю, что она прилетала в страну в эти месяцы. На несколько дней. В свой салон. Он процветает, расширяется. Теперь Инессу встречает длиннющая запись из желающих попасть на визаж к мастеру международного уровня.
— Ладно, хватит обо мне. Как у тебя? — справляется Мирослав. — На поправку идешь, вижу. Как на личном?
— Никак.
— Что, неужели вокруг такого красавчика не крутятся симпатичные медсестрички и просто дамочки?
Я пожимаю плечами безразлично. Никогда не был обделен женским вниманием, особо париться было не нужно.
Ни до Инессы, ни после,
