Понимаешь ли, я хочу, чтобы он понял, что его переиграла богиня Любви. Чтобы он осознал, что Любовь — великая, мудрая, всеведущая Любовь, побеждает все. Даже Власть. Потому, что Власть — она и есть Любовь… кхм… — Афродита замолчала, сообразив, что как-то перестаралась в желании пафосно объяснить свои мотивы (увы, ни одну из ее сторонниц почему-то не вдохновляли ее беседы о всепобеждающей Любви).
— А разве он не может понять это после ритуала? — озадачилась Афина. — Мало ли…
— Когда, по-твоему, он это поймет, если после ритуала все Крониды окажутся в Тартаре? — одернула ее Афродита. — Девочки, ведите!
Пятая часть сторонниц Концепции оставили свой бесполезный пост у светящегося круга и направились за Зевсом; Афина резко повернула голову в сторону олимпийского дворца, явно привлеченная каким-то движением:
— Смотри! Арес!
— Арес? — изумилась Афродита. — Арес! Да что это с ним?! У него что, фаллос в руке? Девочки, расступитесь!
Сторонницы Концепции послушно разошлись в стороны, образовав живой коридор: по нему быстро поковылял хромающий, покрытый ихором и скрипящий стиснутыми зубами Арес.
— В чем дело, любовь моя? — промурлыкала Афродита, торопливо сменив раздраженный взгляд на томный.
— Твоя Артемида… — его голос сорвался в яростный хрип, мощная грудь разъяренно вздымалась, — твоя ненормальная Артемида решила отомстить за Персефону и оскопить меня! Вот, посмотри! А вы, остальные, и ты, Афина, не смейте смотреть! Отвернитесь!..
— Осторожно, тут круг! — одернула его Афродита, с интересом разглядывая отрезанное достоинство любовника (да оно не особо изменилось с прошлого раза).
Афина презрительно задрала нос (она терпела Ареса только ради Концепции), остальные сторонницы потупили взоры, не рискуя навлечь на себя гнев Неистового. — Не наступи на линии.
— В Тартар линии, — прохрипел Арес. — Когда ты сможешь добраться до свитков судьбы? Прирасти мне его!..
— Не знаю, не знаю, стоит ли тратить время, — с сомнением сказала Афродита. — У Артемиды же не было серпа Крона? Любовь моя, почему бы тебе не обратиться к Пэону или к Асклепию? Они смогут вырастить тебе новый фаллос. А этот отдай мне, я как раз хотела…
Да, Афродита как раз хотела стать богиней любви с фаллосом, руководствуясь такой логикой: Добро должно быть с кулаками, а Любовь с фаллосом, потому, что Любовь — для всех.
Сначала, пожалуй, она собиралась вырастить себе фаллос, но стоит ли теперь возиться, копаясь в собственном свитке и рискуя что-то испортить, если куда проще присоединить себе так вовремя отрезанный фаллос Ареса, и вырастить новый уже ему? В конце концов, если она ухитриться где-нибудь напортачить, Неистового не так жалко, как любимую и единственную себя.
— Что ты хотела? — не сразу поверил Арес.
— Фаллос, — повторила Афродита. — Себе. А тебе, любимый, мы вырастим новый, еще красивей и…
Рука Ареса дрогнула от открывшихся перспектив, и он едва не уронил будущее достоинство Афродиты в круг.
— Но-но, — назидательно сказала Афина. — Круг нам еще пригодится. Отошел бы ты лучше, братец, а то закинешь свои причиндалы в котел, и кто знает, что тогда…
— Но… — от возмущения от Ареса перехватило дыхание, лицо побагровело… и его фаллос вдруг вырвался у него из рук… нанизанный на непонятно откуда взявшийся двузубец.
Двузубец?..
Двузубец в руках высокого воина в драном, покрытом засохшим ихором плаще поверх варварской рубахи и варварских же штанов.
— Аид!.. — завопила Афродита, уже понимая, что поздно, что она просчиталась, что ей стоило не Ареса обсуждать, а спросить у него прямо, что там с пленником, которого он должен был сторожить, потому, что видно, что все мысли у него о другом, и даже если Аид сбежал, Арес просто не в состоянии…
Ей требовалось принимать решения чуть быстрее.
Быстрее, чем бестолковые «охранницы», которые замерли в немом ужасе.
Быстрее, чем Афина, бросившаяся на перехват двузубца.
Быстрее, чем Аид, швыряющий двузубец в котел.
Глава 31. Макария
Макария знала, что хтоний может сделать невидимым не только хозяина, но и не представляла, что он способен скрыть от чужих глаз целую кучу народа. Но нет: Аид надел хтоний на маму, Персефону, взял ее за руку, во вторую руку вцепилась Макария, за нее, в свою очередь, взялась Геката, а уж в Трехтелую вцепились Танат, Гера и Артемида. И вот этой веселой толпой они прошли, точнее, прокрались, стараясь не шуметь и даже не дышать, мимо валяющейся без сознания Деметры (судя по шишке на лбу, ее не то Арес приложил, не то она сама приложилась о стену пока гналась за ним) и мимо сторонниц Концепции, на манер стражниц окруживших нарисованную на мраморном полу сложную светящуюся фигуру. Никто из них не споткнулся и не чихнул, у Таната даже перо не зазвенело, а даже если бы и зазвенело, на них, похоже, все равно никто не обратил бы внимание — все были полностью погружены в эпичнейшую сцену под названием «Арес и Афродита делят отрезанное мужское достоинство». Да что там, даже сама Макария не сразу отвлеклась от этого завораживающего в своем идиотизме зрелища и поняла, что папа Аид отпустил мамину руку, отчего стал видимым для всех, а не только для них.
Пока он коротко, практически без замаха, взмахнул возникшим в руке двузубцем, втыкая его в предмет спора, и швырнул двузубец в котел.
— Ой-ой, — глухо пискнула из-под шлема Афина, которая за секунду безуспешно бросилась на перехват. — Бегите, как бы не взорвалось, — на удивление спокойно для человека, чьи планы по мировому господству только что превратились в прах, сказала она.
— С чего бы?.. — не менее спокойно уточнила Персефона, снимая с головы шлем, отчего вся «дружная компания» возникла пред остановившемся взором Афродиты (пред который с другой стороны уже волокли связанного Зевса).
— Поверьте, там есть с чего, — сообщила Афина. — То, что там есть, стабилизирует только компоненты крови и ихора Владык. А между собой оно, кхм… не очень…
Она замолчала, выжидающе глядя на кипящий на огне котел.
Они все смотрели на котел: и Афродита, и папа Аид, и мама с Гекатой и остальными, и связанный дедушка Зевс.
Секунду… две… три.
Потом папа Аид неопределенно пожал плечами, шагнул к котлу, взялся за рукоять двузубца и вытащил его, предварительно стряхнув обратно в кипящую жижу мерзкие «дополнительное ингредиенты».
Жижа булькнула и…
Ничего не произошло.
— М-да, — мрачно сказала Персефона спустя секунды этак три. — Что-то я не совсем поняла, чего ты хотел этим добиться. Выглядело это, конечно, эпично, но ты, кажется, забыл, что Афродите все равно ничего не светит, потому, что ты снова стал богом…
Судя по тому, как недоуменно моргнул, опуская двузубец, папа
