сдать экзамены на инструктора и получить заветную оранжевую корочку подводного пловца ДОСААФ.
Такой в ОСВОДе не было ни у кого.
В начале октября в связи с окончанием сезона меня перевели на полставки в ОСВОД.
Я работал по вечерам и по выходным. Отдыхающих стало намного меньше, многие ребята, которые подрабатывают летом разъехались. Работы от этого меньше не стало, даже прибавилось. Мне выдали со склада не новую АВЛ-1 (модель советского акваланга), но она была вполне в хорошем состоянии.
Имея свой рабочий акваланг, я старался практиковаться, как можно чаще. Теперь мне удавалось погружаться на открытой воде раз в неделю.
Конечно, все оборудование, произведенное в семидесятые в СССР и разработанное в то же время, уступало будущим импортным аналогам и имело свою специфику.
Никаких компенсаторов плавучести — это такие жилеты с воздухом позволяющие держаться или подниматься в воде. Никаких октопусов — дополнительных трубок с нагубниками для того, чтобы дать подышать партнеру, если кончился воздух.
Но жить и работать с этим можно. Строгие правила, построенные на аварийной статистике, делали систему обучения подводных пловцов в СССР одной из лучших и уважаемых в мире.
Числах, в-десятых, октября Николай Иванович вызвал меня двух Серег и на совещание. Поприветствовав нас и усадив напротив за т-образный стол, Николай Иванович вздохнул и сообщил:
— Большой геморрой нам код конец года подбросили.
Было видно, что он очень раздосадован новостью, о которой собрался нам рассказать.
— В следующие пятницу, субботу, воскресенье и понедельник командирую вас в Керчь. На Научно-исследовательское судно «Академик Кобелев». Из Академии Наук археологи прибудут, город подводный искать. Вы поступаете в распоряжение руководился водолазной группы Смирнова Сергея Петровича, — он указал рукой на человека лет сорока пяти сидящего напротив нас.
Мы вежливо закивали. А Иваныч продолжил:
— Им неделю назад фонды выделили. Собираются искать город Акру на глубине пятнадцати метров. Освобождение от работы учебы выпишу. На довольстве вы уже поставлены, командировочные получите в бухгалтерии. Вопросы есть?
* * *
Мне идея экспедиции не понравилась с первого дня. Новороссийск в это время года иногда подвергался воздействию сильнейшего ветра, который вызвал шторм и сильные течения.
«Бореаос», ласково прозванный в народе «Борей» или «Борюсиком» шел с гор и опускался в сторону моря. Иногда «Боря» был такой мощный, что разрушал кровлю строений и даже переворачивал вагоны идущих поездов.
Все зависело от того, как быстро менялась температура воздуха. Он мог бесчинствовать от трех суток до двух недель и его отголоски, и волнение доходило до Керчи.
Когда он переставал дуть, в море еще несколько дней наблюдались сильные течения, идущие по северу черного моря с северо-востока на северо-запад в сторону Крыма.
Выходить в море сразу после того, как Боря утихомирился было неразумно. Он мог возобновиться в любую минуту. Лучше было подождать благоприятных условий еще неделю, что мы и предложили, но нас никто не послушал.
Археологи, прибывшие из Академии Наук, имели минимальную водолазную подготовку свежие карточки подводных пловцов.
Многие из них погружались на открытой воде всего один или два раза. Это так же не внушало доверия к идее поисков города, поглощенного морем много веков назад.
Единственный, кто имел более-менее качественный опыт погружения на воде, так это руководитель группы археологов профессор Ниязов. Профессор говорил по-русски без малейшего акцента, очень грамотно и всем рассказывал, что у него русская мама.
Но все они были очень возбуждены и убеждены, что находятся в шаге от великого научного открытия. Проанализировав исторические источники и сопоставив данные с гидрогеологами, они пришли к выводу, что город находится в двухстах пятидесяти — трехстах метрах от берега, на морском плато-возвышении.
Они не очень внимательно слушали нашего руководителя водолазной группы Сергея Петровича и позже нарушили почти все его требования и инструкции.
Вечером обсуждали план погружения.
В нашей группе, которая погружалась было всего шесть человек — Сергей Петрович, профессор Ниязов, я, молодой ученый историк Дима Воронов, археолог Лена Старовойтова, Михаил Кочетков, которого все называли Мишелем. Старшим группы был назначен профессор, что, по моему мнению, не сулило ничего хорошего.
Группу еще должны были сопровождать двое спасателей в двух больших резиновых моторных лодках с запасными баллонами на поверхности.
Получалось, что мы с Сергеем Петровичем должны были страховать группу из четырех ученых под водой.
С корабля замерили динамику ОЧТ (основное черноморское течение) оно было довольно быстрым от 0,5 до 1 м в секунду. Такие показатели говорили в пользу отмены погружения. На что профессору указал Смирнов, но Ниязов был непреклонен. Тогда Сергей Петрович затребовал подтверждения с берега.
Не знаю каким образом они получили добро на погружение у начальства в то утро.
Но я не пытался спрашивать и сыпать соль на рану Сергею Петровичу, видя, что эта ситуация его сильно нервирует и раздражает.
В субботу мы планировали совершить два погружения у плато. И в случае отсутствия признаков затонувшего города, должны были свернуть водолазные работы.
Если же гипотеза ученых подтвердилась бы, то тогда группа должна была расставить буи и совершить серию дальнейших погружений. Первое погружение назначили на 7.00 утра.
Когда мы встали рано утро в 6.30 утра и пошлив кают компанию пить кто кофе, кто чай, ветер был слабым и море относительно спокойным.
Волнение было, но я оценили бы его, скорее в один или полтора балла.
Корабль стоял на якоре. Я вышел на палубу с чашкой чая и разглядывал море.
Я интуитивно чувствовал опасность и ощущал напряжение, потому что ночью мне опять снился тот самый сон, где я проваливаюсь в бездну. Со всеми подробностями. Я снова бродил во сне по дну, сопротивляясь отливу, переговаривался с мичманом и искал затонувший объект.
Я заметил, что стал стал сниться перед тем, как что-то случалось. Настроение от этого было безрадостным.
Единственным слабым утешением было, то что нам выдали по гидрокостюму. Я и этого не ожидал.
Под утро в октябре на Черном море очень холодно, несмотря на среднесуточную температуру в +16 +18 градусов. Вода тоже колеблется у этих значений, хотя иногда течением может приносить теплые воды до 22 градусов Цельсия. Матросы замеряли температуру воды с утра и сообщили о том, что она составляет двадцать градусов.
Баллоны со сжатым воздухом, маски, ласты и индивидуально подобранные грузы были подготовлены еще вечером.
Мы разошлись по каютам после кофе и стали натягивать ГКашки (прим. гидрокостюм на сленге подводных пловцов)
Нас расположили с Сергеем Петровичем в одну каюту еще вчера с вечера. Он скептически поморщился, увидев, что я натягиваю гидрокостюм на плавки и голове тело.
— Кальсоны и тельник брал?
Я отрицательно помотал головой.
— Так тепло же, вода двадцать градусов.
— На вот, мои запасные, — он аккуратно перебросил мне одежду. Я поблагодарил его и одел их под гидрокостюм.
Через четверть часа мы сидели в лодках и направлялись на север, прыгая по волнам. Точка погружения находилась между нашим кораблем и берегом. Волнение немного усилилось, но пока еще не доходило до двух баллов.
Нашу лодку, шедшую первой, вел Сергей Бойков и слушал команды профессора.
Он вел ее плавно, так, что на людей в лодке почти не попадали брызги морской воды.
Наконец, мы подошли к точке погружения на плато, обозначенной сигнальным буем, которого не было видно ночью в темноте из-за волнения и его красного цвета.
По плану погружения лодки должны были кружить на малых оборотах вокруг буя и дожидаться нашего возвращения. До корабля было примерно метров сто пятьдесят, что придавало чувство относительной безопасности. Боёк сбросил обороты и начал дрейфовать вокруг буя, иногда немного пригазовывая.
Смирнов шел в другой моторке, сидя на носу. Подплыв поближе и притянув лодки к друг другу Сергей Петрович немного поговорил о чем-то с профессором вполголоса.
Видимо, он ещё раз предлагал отложить погружение, но тот резко ответил, отрицательно покачал головой и показал команду, предписывающую надеть снаряжение.
Солнце уже вовсю светило.
Помогая друг другу, мы с некоторым усилием, по очереди нацепили баллоны, маски, ласты и грузы.
Ниязов дал команду еще раз визуально осмотреть друг у друга уже надетую снарягу. Мы надели маски открыли вентили и продулись.
Дождавшись подтверждения, что все в порядке, он дал отмашку на погружение.
Я должен был страховать своих двоих из нашего экипажа, не теряя из виду и поглядывая каждые тридцать секунд на Николай Ивановича.
Я погружался
