окна, щеки ее быстро заливались краской.
— Неловкий момент, да? — иронично хмыкнув, сказал я. — Давайте так. Я сейчас выйду, займусь всякими своими делами. И сделаю вид, что ничего не заметил.
«У них ничего не было», — подумал я с некоторой долей злорадства. Батя привел дамочку домой, начал охмурять, и у них почти все получилось. Но тут приперся я и все испортил.
Я удалился в ванну, с наслаждением содрал с себя пропахшие холодом, запустением и еще непонятно чем шмотки. Забрался в ванну и откисал там некоторое время.
Обдумывал.
С одной стороны, батя мужик взрослый. И если ему захотелось сходить налево, то не мне, сопляку, ему указания раздавать. С другой…
Фу.
Меня даже передернуло. Как-то это было стремно все. Мать нашу семью обеспечивает всячески, ухитряясь при этом никому не парить мозги. Кроме того, на мой взгляд, она еще и красивее этой плюшевой куклы, которую привел отец. Она не из модельных упругих красоток с ногами от ушей и жемчужными улыбками. Переспать с которой — это даже не супружеская измена, а что-то типа «каждый настоящий мужик должен поставить такую галочку в своем досье». А тут была обычная такая сельская простушка, пухленькая и с прической, ради которой ей пришлось либо спать ночь на бигуди, либо варить их в кастрюльке и накручивать, пока горячие.
Какой смысл?
Еще и домой ее приволок.
Фу еще раз.
Я принялся остервенело намыливаться мочалкой. Нет, ну, блин! Тупая какая-то ситуация. Они так-то вообще чужие для меня люди. Это родители Вовы-Велиала, а не мои. Это он с ними с самого рождения, а я так, пару месяцев только. С какого хрена тогда меня отцовская попытка сходить налево сейчас так парит?
«Наверное потому что я маменькин сынок», — мысленно хохотнул я, выбираясь из ванны.
Сквозь шум воды я слышал, как хлопнула дверь. Оба ушли? Или батя только девушку выпроводил?
На кухню отец пришел сам. Уже переодетый в домашние треники и футболку.
Присел на табуретку.
— Чаек пьешь? — спросил он с подчеркнуто заинтересованным в моей жизни видом. — Надо что ли тоже чайку себе налить. Чайник горячий?
— Только вскипел, — не отводя глаз от книжки ответил я. Книжку оставила мама. «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. Я ее когда-то разве что не наизусть знал. Открыл где-то в середине и наткнулся глазами на сцену, когда наутилус кашалотов вспарывает.
Отец поднялся, принялся бренчать посудой. Я молча держал паузу. Любопытно даже, как он сейчас выкручиваться будет.
— Послушай, Володя, — сказал он, снова устроившись за столом. В руке — кружка. — Ты же умный парень, и все понимаешь, да?
— А есть, что понимать? — я приподнял бровь и посмотрел на отца.
— Ну… Это… — отец занервничал еще больше.
— Давай приведем к общему знаменателю то, о чем мы тут вообще разговариваем, — усмехнулся я. — Ты привел домой какую-то мочалку и пытался ее трахнуть. Но я помешал. И теперь ты переживаешь, как бы я матери не проболтался, так что ли?
— Ты как с отцом разговариваешь? — взвился батя. — И не смей так называть Марину!
— А как мне ее называть? — хмыкнул я.
— Она… Хорошая девушка, — замялся отец. — Это просто моя давняя знакомая. Мы… Просто разговаривали. Ничего такого, понятно?
— Понятно, — я пожал плечами и снова уткнулся в книгу.
— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — неприятные такие нотки в голосе отца. Истеричные. Я вздохнул. Поднял голову.
— Бать, ты взрослый мужик, сам ведь разберешься, — сказал я. — Буду ли я тебя за такое уважать? Нет. Или тебя больше волнует вопрос, скажу ли я матери?
— Ты… Ты… — батя вцепился в кружку так, что костяшки пальцев побелели.
— Ну что я, бать? — усмехнулся я. — Я же не психолог, в твоих половых проблемах разбираться. Хотя я все равно не понимаю, чем эта лахудра деревенская лучше мамы.
— Ты не понимаешь, — отец ссутулился. Взгляд его потух. — Маринка хорошая девчонка, правда. И, веришь или нет, у нас ничего не было…
Я проглотил язвительную реплику и продолжал молча слушать. А отца внезапно как прорвало. И он принялся многословно и изобретательно жаловаться на жизнь. Что, мол, как-то резко все поменялось, жизнь его к такому не готовила. Что когда он женился, то был инженером, уважаемым человеком с высшим техническим образованием. А сейчас он в бессрочном неоплачиваемом отпуске, а Валентина, в смысле, моя мама, внезапно круто все поменяла, и он вообще сейчас не понимает, чем и как она живет.
— Ты знаешь, как это унизительно — получать у жены карманные деньги, будто я школьник какой-то? — горько сказал он.
— У тебя чай остыл, — хмыкнул я.
— Володя, когда ты успел стать таким… Бесчеловечным? — спросил отец.
— Каким-каким? — фыркнул я. — Так-то я уже минут десять сижу и молча слушаю твое нытье, хотя больше всего мне хочется надавать тебе лещей и отправить работу искать.
— И что, ты предлагаешь мне на рынке торговать? — скривил губы отец. — Я встречался с мужиками с завода, им тоже ни черта не платят, даже тем, кто не в отпуске.
— Да хотя бы и на рынке, — я пожал плечами. — Батя, вот честно, ты ведешь себя, как истеричка сейчас. Ну да, жизнь изменилась, что теперь? Сидеть на жопе ровно и ныть? Потрахивая сельских дурочек, на фоне которых ты все еще настоящий мужик, так что ли? Или даже эта Марина тебе не дала?
— Да как ты смеешь вообще⁈ — отец вскочил и сжал кулаки.
— Смею что? — я тоже поднялся. Я был выше отца примерно на полголовы. И в плечах пошире, спасибо качалке и молодому организму, так быстро отзывающемуся на нагрузку. — Называть вещи своими именами?
— Я тут тебе душу, можно сказать, раскрыл, а ты в нее плюешь, — отец снова вздохнул и устало опустился на табуретку. Отхлебнул остывшего чая.
— Плевал бы я, если бы сделал вид, что мне все равно, — сказал я. — Вот только мне не пофиг, потому что ты мой батя. И мне не нравится видеть, как ты скатываешься в говно. Только я не мозгоправ, чтобы как-то там хитрозамороченно во всем разбираться, так что вот
