уже не совался. Поначалу несколько раз во время вечеринок кто-то из парней подходил и зло шутил про то, чтобы я впустила их, и они развлекут меня, а то я, наверное, скучаю там одна. Но постепенно обо мне забыли. Абсолютно все.
Я наверняка задремала, потому что даже не услышала, как повернулся в замке ключ, как открылась дверь. Вдруг резко открыв глаза, я увидела перед собой Стаса в чёрных джинсах и с голой грудью. Я испугалась и чуть не закричала, попытавшись поджать под себя ноги.
Он встал на колени перед креслом, молча глядел на меня и неровно дышал.
— С днём рождения, — медленно произнесла я, сжав коленки.
Он положил горячие ладони мне на ноги и развёл их в стороны, устраиваясь между ними и расстёгивая ремень на джинсах одной рукой.
Я, как под гипнозом, смотрела ему в его бездонные глаза и пыталась определить, издевается ли он, пришёл надругаться или с миром. Но кроме страсти и чудовищного желания я ничего не разглядела.
— Не надо, — опомнилась я, когда мой халат он сорвал одним движением.
— Хочу тебя, — выдохнул он в мои волосы и сделал то, за чем пришёл.
Меня пронзила острая боль, я совсем не была готова и боялась его. Зажмуриваясь от неё и плача, отвернулась, держась руками за сильные плечи, вмиг покрывшиеся потом. Он был как безумный, действовал быстро, целенаправленно, обнимая меня и трогая изголодавшимися руками, стискивая волосы в ладонях и оттягивая их назад. Это было насилие, вот только разве может изнасиловать любимый человек? Это самое жестокое из насилий.
После этого он ушёл, загладив свою вину губами и руками, утолив и мою похоть после своей.
Ни слова мне не сказал, ни жеста не сделал, в котором бы я увидела прощение себе — только секс — безудержный и жестокий.
И так продолжалось несколько месяцев — раз или два в неделю он отмыкал своим ключом глухой ночью дверь и делал со мной всё, что хотел, а я не противилась, потому что это было бесполезно.
Я несколько раз пробовала с ним заговорить, плакала, умоляла простить, говорила снова и снова, что я ни на кого не работала, но он меня не слышал и не слушал — только моё тело. Как же мне было больно от этого, как тяжко. Я словно билась о дверь, а она не открывалась.
В мае я поняла, что со мной творится что-то странное, я снова заболела, и на этот раз, наверное, точно должна была умереть, потому что не могла и крошки взять в рот, похудела ещё больше, не могла встать с постели — сразу кружилась голова и рвало.
Лиля говорила, что надо вызвать врача, вдруг у меня что-то инфекционное, но Нина только покивала головой и принесла мне тест на беременность. Я сильно покраснела, ведь никому я не говорила, что меня посещает Стас с февраля.
Тест оказался положительным, и я испугалась вдвойне.
Он не верил мне, не слушал меня, возможно, и не любил— как же отнесётся к ребёнку?
Нет — я знаю. Он сделает со мной то же, что и Вадим с Кристиной.
Я зажмурилась от страха и зарыдала.
* * *
С девушек я взяла слово молчать, призналась, что ребёнок Стаса. Они лишний раз посочувствовали мне. Нина уверяла меня ни за что ему не говорить до поры до времени — заставит сделать аборт. Так я и сделала. Но этого не получилось. В один из вечеров, как раз на мой день рождения, Стас пришёл снова, а я сидела в ванной и обнимала унитаз — в канализацию уходил весь мой ужин, а это всё, что я отважилась поесть сегодня.
Он помог мне, умыл, положил на кровать, молча посидел возле меня и ушёл. На следующий вечер застал меня лежащей в кровати и плачущей. Мне было настолько плохо, что я не заметила, как он пришёл. Через минуту я снова побежала в туалет — сценарий повторился. Тогда он со мной впервые за это время заговорил: — Что с тобой происходит? Ты опять заболела?
Я отрицательно помотала головой, глотая слёзы, потом стала наоборот кивать.
— Немного, — стиснув зубы, произнесла я. — Отравилась чем-то.
— Это у тебя давно? Тогда это не отравление. Вызвать врача?
— Нет, уже почти прошло, — меня трясла мелкая дрожь от страха, что он может сделать с ребёнком, если узнает. Ведь насколько я помню, он всегда говорил, что дети ему не нужны.
Он стиснул мои дрожащие плечи и заглянул в глаза: — Температура? Почему ты дрожишь?
— Нет, нет, просто немного холодно от воды, я вся облилась, когда умывалась, — на самом деле у меня зуб на зуб не попадал.
— Завтра я пришлю врача, — убеждённо сказал он.
Наутро пришёл Мишин, внимательно меня осмотрел, расспросил о том, что я ела, какие симптомы, спросил о месячных, я сказала, что только что прошли, и ушёл. Я уже успокоилась, Стас вечером не пришёл, а меня и не тошнило в этот день. Зато утром следующего дня я всё время провела в ванной, сидела, обхватив колени руками возле унитаза, когда тошнота уходила. Мой завтрак стоял нетронутый на кофейном столике в комнате. И именно утром зашёл Стас. Он был в серой рубашке и чёрных брюках, весь надушенный, не то, что я, нечёсаное чучело в облаках собственной рвоты.
Он оторвал меня от пола, насильно умыл, вытер полотенцем, усадил в кресло, дал кружку с чаем, подождал, пока я выпью несколько глотков и коротко произнёс: — Что с тобой, говори, и не надо врать мне, как Мишину вчера.
Холод закрался мне в душу, мне показалось, что живот свернуло от страха, будто защищая крохотное дитя.
— Ты мне обещал, — вырвалось у меня первое, что пришло в голову, что всплыло в памяти. — Ты обещал, что не убьёшь меня, как Кристи.
Он часто заморгал, брови его, невероятно красивые глаза нахмурились и тут же разошлись в догадке.
Стас сел на второе кресло рядом с моим: — Сколько уже?
Губы мои опустились в горькую линию. Зачем же он ещё спрашивает, кроме как сделать мне аборт…
— Ты обещал, пожалуйста.
— Ты мне тоже много чего обещала и клялась любить, — зло закричал он, и я замолчала, закрыв глаза и вдавившись в кресло.
— Сколько?
— Два месяца, наверное, — тихо-тихо произнесла я, неосознанно сжимая кулаки на животе.
После обеда пришёл Мишин вместе со Стасом и встал в дверях.
— Мне надо тебя осмотреть, чтобы определить срок беременности. Я
