Не шпионка, просто помешанная, и он снова ощутил этот странный позыв защищаться.
— Это не из-за тебя бардак, Фейрн, — мягко проговорил он. — Это тоже сделал Рокер.
Она с облегчением, как прощенное дитя, улыбнулась.
— Значит, сегодня? Не хозяйкой… но сегодня, Ваун, пожалуйста, займись со мной любовью… Боже милостивый!
— Да, если ты хочешь.
— Ой, спасибо.
У нее была совершенно чуждая ему невинность. Запутавшаяся, да. Не слишком умная, да. Сладкая, но по-своему решительная. Безжалостная даже, ибо она представления не имеет, как жестоко она мучает Клинка. Мэви стоило бы объяснить… но Мэви Клинок не нравился.
Сегодня вечером… лучше ему пойти к медику.
Звук шагов прервал размышления Вауна — по террасе, словно откликнувшись на эти самые размышления, вышагивал лейтенант Клинок.
Он снова был в форме. Или по-прежнему в форме — по-прежнему безупречный, готовый отправиться на парад, солдат, произносящий торжественную речь в День Адмиралов. Он остановился, рука поднялась, чтобы отдать честь, заколебалась и нерешительно сняла вместо этого фуражку. Он ловко сунул ее под руку… ни волосок, конечно, не шевельнулся. Глаза избегали голой груди Вауна и мятой рубашки. Он вежливо кивнул Фейрн и серьезно обратился к Вауну.
— Адмирал, я хочу поблагодарить вас за ловлю стрилеров. Это был незабываемо и волнующе.
Парень выглядел и голос его звучал так, будто он был взволнован, как бывает взволнован отряд вшей.
Не видно было ни растяжений, ни синяков. Он, очевидно, притворялся. Он не вылезал из этих своих отглаженных штанов.
— Поймал что-нибудь? — невинно спросил Ваун.
— Трех, сэр… то есть адмирал.
— О, это очень хорошо, — похвалил Ваун, глазом не моргнув. — А ты недолго пропадал.
За все эти годы Вауну лишь однажды удалось поймать трех стрилеров за один день, а кататься на гаспоне с первого раза ни у кого толком не выходит.
Некоторые безуспешно пытались годами обуздать скользких тварей.
Бледные розовато-лиловые глаза дернулись чуть-чуть, только чтобы выдать, что лейтенант Клинок понимал, что его называют вруном, но голос его прозвучал совершенно искренне:
— Спасибо, сэр. Просто повезло, конечно. Поверь ему — он наверняка загарпунит и голубозубаток, трейлеров, и хоть бы хны.
— Ну и как, крупные? — спросил Ваун.
— Сим сказал, что это самый большой самец стрилера за всю историю поместья, адмирал.
Матерь Божья!
Фейрн приблизилась и поцеловала Клинка в щеку. Он зарделся.
Какая неожиданная человечность с его стороны.
— Поздравляю! — Ваун был потрясен. — Это невероятно. Мы непременно сделаем тебе чучело.
— О, вы так добры, сэр… адмирал. Ваун вздохнул.
— В качестве особой награды я даже разрешаю тебе называть меня «сэр».
Розовато-лиловые глаза снова блеснули.
— Спасибо, сэр. Это, пожалуй, более нормально. В конце концов намек на удовлетворение мелькнул-таки на лице Клинка. Ну, ясное дело — льдодобыча в Облаке Оорта, продолжительная командировка…
Потом он посмотрел куда-то мимо Вауна, напрягся как-то больше обычного и нахлобучил фуражку. Отдал честь. Ваун развернулся.
— Ну, адмирал, — сердечно произнес Рокер. — Закончил свои дела, а?
Руки Вауна сдавили комок, в который он превратил свою рубашку.
— Я в вашем распоряжении… сэр. Адмиралиссимус нравился себе до невозможности.
— Это верно. Профессор Куилд прибыл, так что мы сможем приступать, как только зайдет солнце. — Он посмотрел искоса и экспансивно взмахнул неповторимым семисотлетним хрустальным палофийским кубком. — Мы собираемся ужинать. Кроме того, новые твои гости прибывают, и я подумал, что ты, может, захочешь предоставить им подходящие комнаты.
— Новые гости?
Рокер кивнул и свернул губу, обнажив зубы.
— Все люди с той самой вечеринки. Особые меры в связи с чрезвычайным положением, понимаешь? Ты раскрыл государственную тайну, и мы пытаемся предотвратить ущерб. Нам надо было спрятать их где-нибудь, так почему б не здесь?
— То есть, вы согнали всех, кто слышал, что я…
— Всех, кто был в Аркадии. — Рокер торжествовал, наблюдая, как Ваун оценивает этот удар. Затем он похлопал его по плечу. — Скажем, приятель, почему бы не предоставить Мэви ее старые апартаменты в Жемчужном Люксе… просто ради старой дружбы?
Мэви? Назад в Вэлхэл? И Ваун ничего не может с этим сделать!
***
Жизнь — это издевательство. Изумительно комфортабельный торч уносит новоиспеченного лейтенанта Вауна от жесткой, мерзкой жизни в бараках Доггоца в ночное небо, единственного пассажира в гражданской одежде, которому запрещено разговаривать с экипажем. С рассветом лейтенант прибывает в головокружительную роскошь Вэлхэла, и ему отводят комнаты, которых постеснялась бы самая распутная императрица Джолианской Династии. Ему сообщили, что это не главное здание, просто отдаленные гостевые апартаменты, редко используемые, но ему здесь понравится. Обходительные симы ответят на все его вопросы, сделают все что угодно, принесут любое затребованное им блюдо или деликатес. Роботы будут немедленно выполнять его распоряжения. Ему только надо попросить… но лейтенант настолько измотан, что просто стягивает с себя одежду и падает на шелковые простыни, засыпая еще прежде, чем закрываются глаза.
Через несколько часов он просыпается в дикой лихорадке и с головной болью — такой убийственной, что трудно даже глаза открыть. Он выбирается из постели, чтобы пойти в туалет, и без сил валится на пол.
Новоиспеченному лейтенанту Вауну нравится считать себя несгибаемым. Ему приятна мысль о том, что колдуны-генетики авалонского Братства смастерили для него тело, превосходящее тело любого рэндома на Ульте. Ребенком он никогда не страдал от летних болезней, зачумлявших дельтийские деревни. Он обладал иммунитетом к Бладракторской Рыси и всем прочим инфекциям, пронесшимся через Доггоц за последние пять лет. Он всегда лучше других справлялся с физическим напряжением, которому столь бессердечно подвергались новобранцы, как то: муштра, лишение сна, а еще — голод, перегрев, переохлаждение, лихорадка и невообразимое сочетание всяких прочих прелестей. Он вышел из Доггоца живым и в здравом уме через пять лет, и это само по себе чудо, которому он обязан своей несгибаемостью.
Впервые в жизни он может испытать роскошь и комфорт.
А он хочет только одного — умереть.
Яростно вцепившись в резные перила из слоновой кости, лейтенант Ваун осторожно прокладывает свой путь вниз по лестнице, достаточно широкой для марширующего шеренгой взвода. Он по щиколотку тонет в ковре и куда взглянет всюду видит блеск: хрусталь и мрамор, золоченый орнамент и картины в золоченых рамах. Он чувствует себя ничтожным и грязным в столь роскошной обстановке. Он в конце концов всего лишь крестьянин, и здесь ему не поможет ничто из того, чему он научился в Доггоце.
