Мужчина улыбнулся улыбкой банковского работника, и теперь Кэсси узнала его. Лахлан – чей-то племянник. То ли директора, то ли главного управляющего. Он проходил в компании стажировку и неделю работал в ее отделе, разнося цифры по таблицам. Тогда он носил более дешевый костюм. И его дежурная улыбка только начинала формироваться.
Это небольшое воспоминание придало ей немного уверенности. Но женщина по-прежнему ускользала из памяти. Обычная стрижка-боб, очки, брючный костюм – эти атрибуты лишали ее индивидуальности, и Кэсси никак не удавалось вспомнить ее.
Офисное кресло слишком низкое. Нащупав рычаг, она настроила сиденье по своему росту. Позволила себе облокотиться о стол из искусственной древесины. Попыталась заставить работать свой закупоренный мозг – хоть как-то упорядочить некоторые мысли. За ней наверняка наблюдали… поэтому она не станет открывать ящик стола, не станет заглядывать внутрь. В любом случае что бы она там не нашла, это будет в полном беспорядке. В этом теоретически безбумажном офисе бумаги были запрещены. Значит, спутанный комок кабелей и зарядных устройств, аварийный запас носовых платков, болеутоляющих таблеток, печенья. В общем, такое, что обычно не держат на виду. И ничего из того, что ей нужно.
А что на самом деле ей нужно? Ты думаешь, как спасти его. Она не понимала, что ей следует искать. Что-то очень конфиденциальное, в разы выше уровня зарплаты любого маркетолога. Она подняла голову и заморгала, глядя на экран компьютера – единственного разрешенного предмета на рабочем столе. Любая информация в локальной сети защищена паролями, шифрованием, блокировками, которые снимались только по отпечатку пальца конкретного сотрудника.
Она развернула кресло. Взгляд уперся в мезонин, где находились кабинеты топ-менеджеров компании, со стеклянными стенами, закрытыми решетчатыми жалюзи. Она снова повернула кресло, еще на сорок пять градусов. Ощущение происходящего во сне постепенно замещалось чувством привычного. Они специально оставили ее здесь, за ее прежним рабочим столом. Это часть их стратегии по отношению к ней. Сначала дать размякнуть. Напомнить, что она потеряла. Но зачем им так напрягаться? Однажды они уже отняли у нее Игру Воображения. Почему бы просто не отнять ее снова?
Она запрокинула голову, вспоминая, как ярко бывала освещена эта часть кабинета. Окна тянулись вдоль обеих стен высокими полосами. Снаружи ничего не видно, но свет наполнял все пространство помещения, которое было в два раза выше обычного. Слишком много света. Казалось, он то тускнел, то светлел, концентрируясь в пикселях, которые плясали у нее перед глазами. Еще один биомолекулярный сбой. Она принялась сильно моргать, широко открывала глаза и прищуривалась, пытаясь исправить мир, остановить его мерцание и распад. В правую руку опять впились булавки и иголки. Холодная боль растекалась по руке, скапливаясь в локте и в плече. Она с силой сжала сиденье кресла. Грубая ткань, гладкий пластик с невыразительной текстурой, словно она касалась его рукой в латексной перчатке. Попробовала отыскать чувство, которому можно было доверять, нечто реальное, за что уцепиться.
– Ваш чай.
Она слышала, как Лахлан поставил кружку на стол, и видела, как он снова ушел – темная уменьшающаяся фигура. Протянув руку, она коснулась фирменной кружки. Горячая. Поднесла ее к лицу, стараясь сфокусировать зрение. На керамике напечатан слоган: «Единственный предел – вы сами». Сделала глоток, позволяя горячей жидкости обжечь рот, и почувствовала, как чай потек по горлу. Она положила в кружку сахар, хотя предпочитала несладкий чай, – сейчас он нужен ей, – и стала смотреть, как поднимается пар.
Через некоторое время на дне остались только остывшие чаинки. Снова появился Лахлан и пригласил следовать за ним. Ну не совсем пригласил. Они поднимались по лестнице в мезонин – к кабинетам со стеклянными стенами. И снова ощущение происходящего во сне, новая перспектива искажала чувство привычного.
Лахлан остановился перед дверью и, постучав, открыл ее. Вежливый жест: «Прошу». Она вошла в кабинет, и ее провожатый исчез, закрыв за ней дверь.
Глава двадцать шестая
Человек за столом поднялся и протянул ей руку.
– Кассандра, – обратился он к ней по имени, – если не ошибаюсь, мы с вами не встречались во время вашей работы здесь? Меня зовут Том Освальд, я технический директор.
Кэсси позволила сжать и отпустить свою руку. Разумеется, она знала, кто такой Освальд. Технический директор, второе лицо в компании, сразу после генерального директора. Энергичный мужчина, высокий и широкоплечий. Зрительно его фигура казалась меньше из-за скошенности углов, словно его плечи и локти были сделаны из осыпающегося песка. За три года работы в IMAGEN она разговаривала с ним, наверное, дважды; естественно, он не помнил.
– Садитесь, садитесь, пожалуйста. – Он жестом указал ей на приготовленный для нее стул; стол оказался между ними успокоительной глыбой.
Кабинет представлял собой залитый светом куб. Освальд поднял жалюзи, и через стеклянную стену справа открылся отличный вид с высоты птичьего полета на офис открытой планировки, который она покинула совсем недавно. Одинокая фигура в синей накидке уборщика переходила от одного рабочего места к другому, вытряхивая мусор в черный мусорный мешок, разбрызгивая спрей на поверхность мебели и протирая ее. Кэсси видела оставленную на столе кружку. Теперь уборщику придется отнести ее на кухню, нарушив свой график передвижения. Ей следовало бы отнести кружку самой.
Освальд откровенно рассматривал ее, развалившись в кресле и свободно сложив руки на животе. Кэсси, словно противоположное ему отражение, сидела ссутулившись, сложив руки на груди и сжав колени. Она отчаянно пыталась представить себя не в спортивных штанах и футболке, а в деловом костюме из черного шелка, и не в кроссовках, а в кожаных туфлях на шпильках.
Когда Освальд поднялся со своего места и наклонился к ней через стол, она напряглась, а он снял со спинки кресла пиджак и вынул из карманов бумажник, ключи и авторучку.
– Вот, накиньте. – Он протянул ей пиджак и коротко улыбнулся, заметив ее нерешительность.
С большой благодарностью, которую решила не показывать, Кэсси взяла пиджак, тяжелый, словно вырезанный из цельного куска древесного угля, и прикрылась плотной тканью на подкладке, как щитом или одеялом, вдыхая слабый запах табака и одеколона.
– Итак, прошу, выслушайте меня. Мне искренне жаль, что вас привезли сюда рано утром. Понимаю, немного тяжеловато. – На его лице появилось нечто среднее между улыбкой и гримасой, будто от легкого разочарования некомпетентностью подчиненных. – Вам наверняка интересно узнать, зачем.
Она медленно пожала плечами: ответ очевиден.
– Я нарушила соглашение. Юридические вопросы. Мне запрещено возвращаться в Игру Воображения.
Положив локти на подлокотники, Освальд переплел пальцы.
– Гм, юридические вопросы. Да, соглашение вы нарушили… вкупе с некоторыми другими моментами. – В его голосе почти звучало сожаление, когда он перечислял ее проступки. – Вы солгали о своих полномочиях при получении доступа к нашим ведущим сотрудникам; пытались получить секретную коммерческую информацию о наших продуктах; использовали поддельный пропуск для проникновения в исследовательский центр… не совсем по вашей части, поэтому… полагаю, действовали не в одиночку, да? И еще – поддержание контактов с сотрудниками IMAGEN…
