class="p1">— А на дощечке «Э».
— Глупыш, это же мой муж. Его зовут Эрнст.
Молчание.
— Ты недоволен, что у меня есть муж? Но он, бедняга, далеко, очень далеко.
— Нет, почему? — Вальтер удивился. Почему она решила, что он недоволен?
— Ну, это я так сказала. И дочурка у меня есть. Маленькая еще, три года.
Пауза.
Вальтер прихлебывал солодовый кофе. Она ела поджаренный хлеб, который поставила на стол. Подняв голову, Вальтер увидел, что она не спускает с него внимательных глаз. И еще он заметил, что у нее чудесные ровные зубы. Не выдержав ее взгляда, он снова опустил глаза.
— Твой отец тоже в армии?
— Да.
— Братья и сестры есть?
— Одна сестренка.
— Старше тебя?
— Нет, я старший.
— А! Значит, глава семьи.
Опять молчание.
— Что ж ты не ешь? В следующий раз я приготовлю тебе что-нибудь повкуснее.
— Спасибо.
Вальтер взял ломтик белого хлеба и откусил кусочек.
— А подруга у тебя уже есть?
— Сейчас нет. Но была.
— Вот как! Была! Смотрите-ка!
Она сделала удивленное лицо, поджала губы и покачала головой. «Чудачка какая-то! — подумал он. — Ну, да, была подруга — что тут удивительного?»
— Твоя подруга была старше или моложе тебя? Старше или моложе?
Глупый вопрос. А в самом деле, Грета старше или моложе? И он ответил:
— Да как будто однолетки мы.
— Оба, значит, зеленые юнцы, — улыбнулась фрау Тиссен. — Ну, и как… никогда вы не играли… в папу и маму?
Он с удивлением, даже с досадой взглянул на нее. Мелет всякий вздор. Глупо!
— Нет, в игры мы уже давно не играем, не маленькие мы!
Иоганна Тиссен громко рассмеялась. Взглянув на молчаливого, серьезного юношу, она снова разразилась хохотом. Вальтер, насупившись, сердито смотрел на нее. «Пойду я», — решил он. Нет, эта женщина совсем не такая, какой показалась ему на первый взгляд.
— Тебе семнадцать уже минуло? — спросила она. — Ведь в эти годы пора быть мужчиной!
— Конечно! Как же иначе!
— Ах, так? — Она рывком придвинулась и села рядом с ним, в углу дивана. — Ты, значит, мужчина? Какой же ты мужчина?
Он вскочил. Но Иоганна с неожиданной силой притянула Вальтера к себе, взяла в обе руки его голову и поцеловала так неистово, что зубы их стукнулись.
Вальтер вскипел, стыд и гнев охватили его. По мере того как его силы крепли, ее — ослабевали. Он отбросил ее от себя сильным толчком. При этом сдвинул стол и опрокинул чашку, остатки кофе пролились на скатерть.
— Не будь дурнем! Иди ко мне, останься!
Он заколебался. Взглянул на нее. Ее голова лежала на валике дивана, веки были опущены, рот полуоткрыт. Она дышала часто и тяжело, будто с трудом ловила воздух. Вдруг она взмахнула ресницами и посмотрела на него широко открытыми глазами — так широко, что взгляд их показался ему жутким.
— Иди же сюда, глупый мальчик, иди же!
Вальтер опрометью выбежал из комнаты, схватил в передней свой рюкзак, бесшумно закрыл за собой дверь и ринулся вниз по лестнице с такой быстротой, какую только позволяла его тяжелая ноша. На улице он попытался посмеяться над тем, что только что произошло, но смеха не получилось.
IV
Теперь Вальтер почему-то смотрел на своих сверстников с тайным чувством превосходства. Он был убежден, что в их жизни еще не было таких переживаний. Он любим. И это не пустяки, не просто какие-нибудь шуры-муры, нет, его по-настоящему полюбила настоящая женщина, у которой уже есть дочь. Вот удивился бы Петер и все остальные, знай они о приключении Вальтера!
С необычным рвением окунулся он в работу. Впервые испытал радость от того, что своими руками создавал какие-то ценности. Надо было сделать нарезку на восьмидесяти вентилях. Резец работал превосходно, послушно бежал суппорт; готовые вентили шеренгами выстроились на доске.
Мастер Матиссен, обходя около полудня ряды станков и проверяя готовые детали, особенно внимательно присматривался, как показалось Вальтеру, к его изделиям, но отошел, ничего не сказав.
Он был, по-видимому, доволен. Да и сам Вальтер был доволен собой.
После обеденного перерыва явился Петер. Он пришел к убеждению, что должен писать пьесы — трагедии и драмы. Только через сцену, заявил он, можно оказать воспитательное воздействие на людей. Театр внушает народу благородные чувства и порывы. Тут он поведал Вальтеру, что работает над драмой, которая будет называться «Молох».
И Вальтер услышал историю молодого человека, сына богатого промышленника. Сын этот, честная душа, идеалист, порвал с родителями: эксплуататором-отцом и доброй, но глупой, как индюшка, матерью. Все бывшие друзья отреклись от Рейнгольда — так назвал своего героя Петер. Рейнгольд отказался от наследства, покинул родительский кров и примкнул к рабочим, чтобы вместе с ними бороться за нравственные идеалы социализма.
— Ну, как по-твоему, интересный сюжет? Нравится тебе?
«Увы! — подумал Вальтер. — Примитивно и неправдоподобно. Однако если ввязаться в спор с Петером — конца не будет». Но, против своего намерения, он спросил:
— А в чем драматизм?
— В переживаниях героя, — не задумываясь, ответил Петер. — И, наконец, в его революционном решении.
— А!.. Так!.. Гм!.. Значит, если я правильно понимаю — без трагической развязки.
— Совершенно верно! — ответил начинающий драматург. — Я хочу отойти от шаблона. Пьеса завершится торжеством положительных начал. Важно показать все варварство капиталистического строя и его неизбежную гибель. Возможно ярче изобразить, как в разлагающемся старом укладе возникают ростки нового, высшего, социалистического строя.
— Тема серьезная.
— Не правда ли? Ты понимаешь — это тема нашей эпохи. Если б только она удалась мне… Ну, поживем — увидим!
И Петер, по-обыкновению, уставился куда-то в пространство взглядом ясновидящего…
Через минуту он уже стоял у станка. Вальтеру видно было, как проворно движутся его руки; и все же он успевал то и дело заглядывать в лежащую рядом раскрытую толстую тетрадь в коленкоровой обложке и, отрываясь на мгновенье от работы, что-то записывать в нее.
V
В этот вечер, выйдя с завода, Вальтер очутился неподалеку от Боргфельдерштрассе. Перед уходом с работы, в раздевалке, он твердо решил отправиться туда. Ведь, в конце концов, нужно забрать мешок из-под картофеля. Фрау Тиссен не покажется странным, что он пришел за ним. И может быть, в будущее воскресенье они вместе отправятся в деревню за продуктами.
С завода Вальтер ушел одним из последних. Он двинулся по набережной канала — это был кратчайший путь к Боргфельдерштрассе.
По правде говоря, невероятно глупо было вот так, опрометью, убежать. Она могла подумать, что он испугался. Испугался поцелуя? Вот еще!.. Смешно просто! Но как она закатила глаза! Хоть кого бросит в дрожь.
Чистюля она, вся блещет чистотой. Она и ее квартирка, Вот если бы у нее не было мужа и
