ждали, как опору» (Письмо кн. Д. Авалова от 14 октября 1949).
На этом можно было бы и закончить. Этих фактов больше чем достаточно, чтобы у всех честных и беспристрастных русских людей отпали всякие сомнения в невозможности в храме-памятнике прославлять имя революционного генерала.
Но сторонники этой оскорбительной для памяти мучеников меры столь настойчиво ее добиваются, столь громко твердят о своих монархических чувствах, столь возмущенно обвиняют меня в несправедливости к ген. Корнилову, которому приписывают чистоту монархических побуждений, что мне приходится остановиться и на этих вопросах.
В письме, помещенном в «Возрождении» от 23 июня 1939 г., начальник группы корниловцев во Франции (без подписи) заявлял, что «все корниловцы искренне и от души сочувствуют идее сооружения храма-памятника Царю-Мученику и всем в смуте убиенным». Далее, автор письма утверждает, что «вопреки существующему в части общества представлению», настроение «подавляющего большинства чинов полка» монархическое и т. д.
К сожалению, корниловцы не всегда так чувствовали и думали. Обращаясь к источникам корниловцев же, например, к книге «Корниловский ударный полк», с предисловием ген. Скоблина и Головина, мы находим, что первая ячейка офицерского состава этого полка была составлена из прапорщиков, которые «почти все считали себя или республиканцами или сочувствующими партии социалистов-революционеров»… «тогдашнее настроение юных прапорщиков отразил прапорщик Кривошеев в своей книге «Песни корниловца» (стр. 11). В одной из этих песен встречается следующий куплет: «Мы былого не жалеем, Царь нам не кумир». «Однажды в 1-м Кубанском походе Корнилов, услышав этот мотив, попросил, чтобы ему записали слова. Когда Корнилов был убит, листок с этой песней, пробитый осколком, был найден в кармане на груди погибшего главнокомандующего. Это так поразило корниловцев, что с тех пор песнь корниловцев стала официальным маршем Корниловского полка» (Там же стр. 12).
Русская императорская армия билась «за Веру, Царя и Отечество», а корниловцы пели: «Так за Корнилова, за родину, за веру мы грянем громкое ура!» (стр. 63). Царь исчез из песни, замененный Корниловым, а вера ушла на третье место. И эти настроения оставались все время. Вот что рассказывает по этому поводу участник Белого движения гв. полк. Н. М. Гончаренко: «Отдавая должное заслугам корниловцев в Белом Движении, разрешите рассказать маленький факт из моих личных воспоминаний, характеризующий антимонархическое настроение этих частей. Вскоре после взятия Новороссийска полковник Кутепов устроил обще-гвардейский обед в верхнем этаже одного из ресторанов. Под конец обеда был провозглашен монархический тост и оркестр исполнил «Боже, Царя храни». Бывшие в нижнем этаже корниловцы поднялись наверх и с угрозами заявили нам, что «для свободных корниловцев этот гимн ненавистен». Полк. Кутепов (впоследствии генерал) со свойственным ему умением уладил не без труда назревший инцидент» (Из заявлений гв. полк. Н. М. Гончаренко на имя председателя строительного комитета храма-памятника от 14 июня 1949 г.).
За все время своей службы революции ген. Корнилов не только ничего не сделал для облегчения участи Царственных Пленников, но ни разу, ни при каких обстоятельствах не проронил ни одного слова участия к Ним.
8 июня, держа речь перед только что сформированным ударным полком, он заявил, что «русский народ завоевал себе свободу» (Корниловский ударный полк, стр. 18). Так изображал ген. Корнилов февральскую революцию, это величайшее преступление именно против русского народа, начало его порабощения.
А когда в июле 1917 г., т. е. в дни полного развала государства и армии, с ним заговорили о возможном перевороте и восстановлении монархии, ген. Корнилов «заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми он не пойдет» (Ген. А. И. Деникин. «Очерки русской смуты», т. 1, стр. 198).
А вот выдержка из статьи В. Бутенко, поклонника ген. Корнилова и участника Белого Движения, появившейся в «Новом Русском Слове» от 20 ноября 1949 г. «В качестве живого свидетеля, ответственно утверждаю, что в середине января 1918 г. Л. Г. Корнилов вместе с генералами Деникиным и Марковым посетили только что сформировавшийся в Новочеркасске 1-й офицерский батальон Добрармии перед отправкой его в бой. Перед строем ген. Корнилов обратился к нам с изложением своей политической программы и при этом совершенно ясно и точно заявил, что он лично является убежденным республиканцем. Отчетливо помню его оговорку: если Учредительное Собрание высказалось бы, во что он сам не верит, за монархию, он этому решению подчинится; с той оговоркой, однако, что если бы оно остановило свой выбор на ком-либо из представителей Романовской Династии, то он, Корнилов, немедленно сложит свои полномочия и покинет пределы России, ибо… (далее следовала весьма нелестная характеристика этой династии, буквальные выражения которой в моей памяти не сохранились). Это заявление было встречено с нашей стороны бурной овацией.
Добавлю к этому, что, не говоря уже о всем известной политической настроенности корниловцев, обстрелявшей в Галиполи палатку, откуда ночью однажды раздалось пение «Боже Царя храни», мне за все мое беспрерывное пребывание среди марковцев не приходилось наталкиваться на монархические настроения».
Анонимный начальник группы корниловцев во Франции утверждает, что ген. Корнилов «первый поднял знамя борьбы против революции в 1917 г. и объявил Керенского государственным изменником» («Возрождение» от 22 июня 1939 г.).
Передо мной два издания корниловцев: «Корниловский ударный полк» и «Л. Г. Корнилов». В обоих этих изданиях устанавливается, что ген. Корнилов послал в столицу корпус генерала Крымова по просьбе Керенского, что Корнилов желал «усилить авторитет и власть Временного правительства», что не он объявил Керенского изменником, а, наоборот, «28 августа Керенский объявил Корнилова мятежником и изменником», что это была «великая провокация» и т. д.
Итак, по свидетельству самих корниловцев, ген. Корнилов никакого знамени борьбы против революции не подымал и Керенского изменником не называл. Пора, казалось бы, покончить с этими бесконечными невежественными легендами.
Чтобы добиться согласия высокого иерарха православной церкви за рубежом на постановку доски, комитет уверил его, что корниловцы согласились (!) в первой части своей надписи на доске выразить свое благоговейное чувство к памяти Царя-Мученика и Его Августейшей Семьи, как бы выражая тем сожаление и раскаяние по поводу оскорбительного для Царской Семьи поступка их шефа.
До сего времени корниловцы ни сожаления, ни раскаяния за ген. Корнилова не выражали, и о них нет следа в письме полк. Бояринцева. Но, во всяком случае, как могут корниловцы и комитет самовольно приписывать ген. Корнилову чувства, которые резко противоречат всем его действиям? К чему эта ложь и лицемерие?
Корнилов остался верен революции: он умер, имея на груди слова: «Мы былого не жалеем, царь нам не кумир». Этим он ясно проявил свои чувства и выразил свою волю. По какому праву корниловцы пытаются теперь насиловать эту волю и протаскивать его имя в храм, посвященный памяти Царя, которого он не любил и против которого он восстал?
Неужели корниловцы не понимают, какое
