Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
*
Я больше не дрожу и не плачу. Джереми по прежнему держит меня, я отцепляю от себя его руки и делаю шаг назад. Он что-то говорит, но я не слышу. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, которые кажутся мне вечностью. Я могла бы все отрицать. Могла бы притвориться, что не понимаю, о чем он. Но уже слишком поздно. Молча иду в коридор и надеваю плащ.
– Ты куда?
Застегиваю молнию. Пальцы подрагивают, но совсем незаметно. Я все еще нахожусь в шоке. Паническая атака наступит через несколько минут, когда осознание произошедшего уляжется в мозгу. А может, и не наступит. Может, правда не так страшна, как постоянная ложь. Я еще никогда не мыслила так ясно.
– Я ухожу, – просто отвечаю я.
– Ты не думаешь, что нам стоит поговорить?
– Нет.
– Послушай, я…
– Мы договорились, что эти отношения закончатся, как только один из нас этого захочет. Без каких-либо объяснений. Так вот: я больше не хочу тебя видеть, – перебиваю холодным, бесстрастным голосом и, чтобы довести мысль до конца, смотрю Джереми прямо в глаза и добавляю: – Никогда.
Я вижу, что причиняю ему боль. При других обстоятельствах мне и самой было бы больно, но как ни странно, сейчас я ничего не чувствую. Только чудовищный, всепоглощающий холод. Мне хочется остаться, но я все равно открываю дверь. Думаю, мою тайну можно было бы доверить кому-то верному и надежному, кому-то вроде Джереми… Но он снова произносит это имя. Имя, которое я не хотела больше слышать никогда в жизни. Мое имя. Мое настоящее имя. И мое сердце разлетается на тысячу ледяных осколков. Алиса словно умирает во второй раз. Из-за меня. Ухожу, не оглядываясь. Я знаю, что Джереми за мной не пойдет. Он не может оставить Зои одну в квартире. Можно даже не бежать по лестнице. Я просто игнорирую его голос, эхом отдающийся от стен. Никакой тебе погони, никакого бурного примирения под дождем. Страница истории переворачивается. Снова.
На улице льет как из ведра. Стук капель по асфальту заглушает шум города. Думаю: сейчас у меня начнется паническая атака, а я на улице и совсем одна. Ничего страшного. Наверняка кто-нибудь из прохожих вызовет «Скорую», если дела будут совсем плохи. Или я перестану дышать. Не худший из возможных выходов.
Но паническая атака не начинается. Я стою под дождем и жду, когда мне станет плохо, но… Ничего. Тогда я иду в сторону дома, не обращая внимания на дождь, стекающий за шиворот. Чувствую, как телефон у меня в сумочке несколько раз вибрирует. Наверное, это Джереми. Джереми, которого я больше никогда не увижу. При этой мысли к горлу подкатывает ком.
Где-то между набережной канала Сен-Мартен и станцией метро «Бон-Нувель» мне приходится остановиться. Какой-то мужчина играет на гитаре, спрятавшись от дождя в нише стены. Видимо, Вселенная решила поиздеваться надо мной за то, что я никогда не играла по ее правилам. Подобно воздымающемуся к небу псалму, к сводам аркады поднимается мягкая и грустная мелодия, каждую ноту которой я знаю наизусть. «Wonderwall» группы «Оазис». Замираю как вкопанная. Губы машинально шепчут знакомые слова, произносить которые так же естественно, как дышать.
Гитаристу на вид около пятидесяти, он поворачивается ко мне и, не переставая играть, улыбается из своей бороды цвета соли с перцем, в которой больше соли, чем перца.
Кое-что происходит. Кое-что, чего не случалось со мной годами. Ритмичный стук капель по лужам, гул машин, случайные гудки клаксонов, шаги спешащих прохожих по мокрой мостовой – все эти звуки оживают и сливаются в оркестр. Меня обволакивает музыка, та музыка, которую я слышала раньше, та музыка, которая исчезла 22 декабря 2012 года, когда моя старшая сестра, моя Алиса, половинка моей души, оставила меня совсем одну в этом черно-белом мире.
Остаюсь до конца песни. Закончив, мужчина укладывает гитару в футляр, а я тем временем роюсь в сумочке. У меня в бумажнике только купюра в пятьдесят евро. Отдаю ее. Мужчина смотрит на меня во все глаза, слишком ошарашенный, чтобы поблагодарить.
– Спасибо, – говорю я, машинально тянусь к запястью и просовываю пальцы под плащ, пытаясь нащупать браслет.
Ничего. Закатываю рукав плаща, потом – рукав свитера. Ничего. Словно обезумев, сбрасываю плащ и снимаю свитер. Раз двадцать ощупываю запястье, дрожащими руками выворачиваю одежду, не обращая внимания на дождь, который пропитывает тонкую ткань блузки. Оглядываюсь вокруг, как наркоманка в поисках шприца. Ничего. Браслет упал. Когда? Не знаю. Я не снимала этот браслет с того дня, как Алиса подарила мне его в аэропорту на память о пребывании в Лондоне. Не знаю, сколько времени я так стою – промокшая до нитки, ошарашенно глядя на свое голое запястье, освещенное мерцающим светом уличного фонаря. Это какой-то знак? Знак, что Алиса оставила меня навсегда? Что я так долго ее предавала и теперь она меня не простит? Что теперь я по-настоящему одна? А потом на меня обрушивается реальность. Преимущество моего разоблачения – можно больше не прятаться. Больше не нужно соблюдать никаких правил, не нужно быть кем-то другим. Наконец я снова могу стать собой.
Медленно наклоняюсь и поднимаю с мостовой свитер и плащ. Они мокрые и грязные, но я одеваюсь, не обращая на это внимания.
По дороге домой захожу в супермаркет «Франпри».
Иду прямиком к кассе.
– «Абсолют», – говорю я кассиру, указывая на витрину позади него.
Кассир задерживает взгляд на моей промокшей одежде. Наверное, я похожа на сумасшедшую. Как бы то ни было, юноша поворачивается, открывает замок, сдвигает стекло и достает бутылку водки. Ставит на ленту и собирается снова запереть витрину.
– Мне весь «Абсолют», пожалуйста, – говорю я.
Кассир останавливается и смотрит на меня во все глаза. Ему должно быть немногим больше двадцати: все еще по-детски округлые щеки, кожа испещрена следами от прыщей.
– В каком смысле?
– Все бутылки водки «Абсолют».
Юноша растерянно смотрит на меня, густо краснеет и не отвечает.
Вздыхаю.
– Это супермаркет или музей?
– Эм… супермаркет, – бормочет он.
– В таком случае дайте мне, пожалуйста, все бутылки водки «Абсолют», которые стоят на витрине у вас за спиной. Их семь.
Мне всегда хорошо давалась математика. Это единственная похвала, которую я когда-либо слышала от своего отца.
Достаю из бумажника банковскую карту и кладу на ленту. После паузы кассир поворачивается ко мне спиной и вынимает из витрины бутылки, потом раскладывает их по двум большим пластиковым пакетам, которые, как он говорит, стоят по тридцать центов за штуку. Расплачиваюсь и ухожу. Мое «всего доброго» остается без ответа.
Дома я включаю повсюду свет. Одну бутылку водки ставлю на столик в гостиной, остальные семь – в морозилку, предварительно переложив все замороженные продукты в раковину.
Дэвид Боуи наблюдает за мной из угла. Глаза с вертикальными зрачками полны недоверия. Целую кота макушку и слышу в ответ вопросительное мяуканье.
– Слишком долго объяснять, мой мальчик.
Иду в ванную, где проглатываю две таблетки успокоительного и запиваю их большим стаканом воды. Потом возвращаюсь в гостиную. Опускаюсь на четвереньки и лезу за диван, чтобы снова включить колонки. Хозяйка квартиры их так и не забрала. Срываю желтое полотно с африканскими мотивами, которым накрыла неразобранные коробки с вещами, доставленные из Америки. Отталкиваю их в сторону одна за другой, пока не нахожу нужную. Она стоит в самом углу, тщательно упакованная со всех сторон. Сбоку, кроме красной наклейки с надписью «Осторожно, хрупкий груз», черным маркером выведена всего одна буква: «Ф». Отрываю ленту и склоняюсь над коробкой. Меня колотит дрожь, как при лихорадке. Несколько секунд стою, не смея прикоснуться, а затем медленно достаю покрытый наклейками футляр. Сажусь на диван и открываю его. Любовно поглаживаю дешевые блестки, а потом касаюсь букв, выгравированных на обратной стороне гитары. Они немного стерлись от старости, но их все еще можно разобрать.
Феникс.
Я больше не боюсь бури своих чувств. Больше не боюсь панических атак. Больше не задыхаюсь – наоборот, я еще никогда не дышала так свободно! Беру со стола бутылку водки и, отшвырнув крышечку на пол, делаю три больших глотка прямо из горлышка. Потом возвращаю на стол. Жидкость теплая. Вздрагиваю, несмотря на то, что меня пронизывает жар. Сколько лет я не пила, сколько лет не чувствовала, как по венам разливается предательская ядовитая сладость? Знаю, выпивка – самый трусливый способ бегства. Беру ноту на расстроенном инструменте.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
