размышления прервала Ями, которая подслушала и этот разговор. Снова запрыгнув на него, она просила его не умирать и не снимать печать.
К чёрту. Собственная смерть его вообще не беспокоила на фоне того, во что ввязался Эвер. Хотя Илай отказывался верить в это, даже когда получил официальный приказ. Но «дела» в порядок он всё же привёл, убрав из дома все следы своего присутствия. Что же касается клейма Ями, он собирался его стереть, но девчонка сбежала в день его отъезда.
Тянуть время дальше было нельзя. Илай выбрал самый короткий путь через море. Он был окружён пустыней из воды несколько недель. Романтику путешествия нарушали лишь мрачные мысли и блюющие пассажиры. После качки к твёрдой земле пришлось заново привыкать, так что люди в порту узнали, как выглядит пьяный Старец.
Восток показался Илаю изобильным и приветливым. Всё вокруг пестрело, наливалось, сочилось и благоухало. В отличие от юга женщины здесь не прятали лиц и смеялись чаще, чем плакали. Илай никогда не интересовался прошлым Руи, но, очевидно, её забрали отсюда. Не с гор, конечно. Когда Илай только начал к ним подбираться, он понял, что это место недосягаемо для простых смертных вовсе не из-за святости. Кое-что более материальное мешало любопытным потревожить покой Ясноликих Дев.
Сами горы, да. Даже пустыня не так велика, а море не так глубоко, как они вширь и в высоту. Где-то пологие, покрытые лесом, как зелёным мехом. Где-то скалистые, ощерившиеся.
Столько камня не могло не вызвать у него восторга. Их нельзя было не то что сокрушить, даже покорить. Чтобы забраться на вершину, нужно быть либо очень лёгким, либо чертовски выносливым.
И ведь это лишь первый из рубежей защиты.
Мифи.
Животные, которые обитали на границе поднебесья, славились своей силой и жестокостью, что, однако, не отпугивало охотников. Говорят, они их так избаловали, что мифи теперь не признавали ничего кроме человечьего мяса. Интересно, сочтут ли они съедобным Старца? Не в том смысле, что Илай собирался туда соваться, а в том, что там уже был его учитель.
Он понял это, когда подобрался к подножью. Печать обостряла его восприятие, но чувствовать Илай мог лишь родственную сущность, его «внутренний компас» не реагировал на Дев. Или Калек, которые там тоже были, судя по следам.
Это не беспокоило его. Только заинтересовало, потому что он никогда не слышал о межклановых разборках. Но вмешиваться в них? Пытаться предотвратить? Даже чувствительные Дети не стали бы в это лезть, хотя у них было куда больше шансов остановить Калек. Они могли прибегнуть к помощи армий своих королей. Но пока это не касалось Внешнего мира, они не имели права приплетать к конфликту обычных людей.
Направив лошадь к поросшему лесом горному склону, Илай в итоге наткнулся на святилище, в котором, однако, никого не оказалось. Наверное, жрицы сбежали, заметив мужчин.
Зайдя же внутрь, он понял, что там давно никто не жил. Но подношения всё ещё приносили. Зеркальца, гребни, нитки, ткани и прочую женскую ерунду. Он бы сказал, что им сейчас больше пригодились бы стрелы и кинжалы, но нет, когда дело касается Калек, любое оружие приравнивалось к булавке.
Наверное, это в равной мере относилось и к казни, которую ему поручили.
Илай огляделся.
Худшие обстоятельства для встречи, но он всё равно был рад увидеться с мастером. Сидя в святилище, он даже чувствовал что-то вроде нетерпения. У него не было достойных противников до этого. Подчиняясь Маяру, именно об этом он жалел больше всего: он никогда не сражался на пределе своих сил, не сдерживаясь, превозмогая, отстаивая звание отшельника. И ведь он даже собирался умереть, так и не узнав, на что способен, а просто вконец ослабев.
Погибнуть же в сражении с самым опытным из Старцев почётно. Возможно даже, это сделает ему честь достаточную, чтобы искупить бесчестье последних лет.
Когда его ладони зажгло, Илай не сразу сообразил, что это не предвкушение. Обернувшись на ворота Внутреннего мира, противоположные тем, в которые он сам вошёл, Илай прислушался. У него не было никакого конкретного плана, но он уж точно не ожидал, что Эвер сам к нему придёт. Буквально ввалится в святилище, появившись из гущи леса. И выглядел он намного лучше, чем должен выглядеть мужчина, спустившийся с этих гор — при том, что Илай вряд ли бы его узнал без печати.
Его изменил не возраст, а совершенно дикое выражение лица, покрытое маской застывшей крови. Чужой крови. Сам Эвер не был ранен, но при этом вёл себя так, словно его пытали. Его трясло, а то, что Илай сначала принял за сбившееся от бега дыхание, на самом деле было… рыданием.
Что так могло впечатлить человека, который ещё десять лет назад хладнокровно наблюдал за агонией ребёнка? Эвер был поглощён собственными переживаниями настолько, что заметил постороннего, лишь когда Илай подошёл и присел прямо перед ним. И «заметил» — сильно сказано. Мужик принял его за галлюцинацию, похоже.
— Я не трогал их! — выдал Эвер, сочтя его божеством, живущим в святилище. В том, что оно приняло вид его ученика, была своя логика. — Не трогал! Я вообще до последнего думал, что Он это не всерьёз. Что ему просто любопытно. Всем нам было любопытно, ещё бы! А кто бы отказался, будь на моём месте? Нас называли неуязвимыми, сильнейшими, но стать такими по-настоящему мы могли лишь одним способом. Взглянуть на Деву — лучшее испытание для мужчины, да? Никто не верил, что Он, в самом деле, убьёт их.
Что за чёрт?
Несмотря на внешний вид мастера и предсказание Дитя, Илаю было трудно в это поверить. Один из великих кланов уничтожен? То, что он почувствовал, было не страхом, а замешательством. Пониманием того, как сильно это напугает остальных. Пусть отшельники разных миров не ладили друг с другом, в особенности Калеки и Девы, и это знали все, их существование было необходимым условием вселенской гармонии.
Как бы там ни было, его это не должно было волновать даже в такой, незначительной степени. И Эвера тоже. Он раскаивался не в том, в чём должен был. Пусть они и находились в святилище Дев, но Илай, как Старец, хотел бы выслушать совсем другую исповедь.
— Зачем ты вообще связался с Калеками? — спросил он. — Ты говорил, что будешь служить достойнейшему. Из-за того, что это было так важно для тебя, мне было вдвойне труднее защищать Маяра. Я думал, что тебя хозяин никогда не заставит использовать своё мастерство против женщин.
— Хозяин? — нахмурился Эвер. — Нет. Я — его мастер.
— Это ещё хуже.
— Я тоже так думал. Не верил, что из этого