Калебу, забрал у него оружие и сказал:
— Я вот думаю, а ведь между нами не всё было так плохо. Поэтому дам тебе ещё шанс. Завтра я приду в офис, и там будет ждать твой помощник со всеми счетами и книгами наготове. Передашь ему дела и скажешь, что теперь я здесь распоряжаюсь. А сам свалишь в другой район. Может, женишься наконец. Делай что хочешь, главное — не попадайся мне больше на глаза.
Калеб закивал и поспешил ретироваться. Сергей вытер окровавленные руки о лежавшего в ногах мертвеца, накинул куртку и, посвистывая, вышел на улицу. Дела стремительно налаживались.
До конца дня новость облетит все окраины. Даже хорошо, что некоторые бойцы сбежали. Они и станут глашатаями нового короля боёв. Даже если кто-то из старых партнёров Калеба решит напасть, Сергею не составит труда поставить наглеца на место.
«Чем не повод отпраздновать?»
Он поймал такси и назвал адрес, который уже очень давно не посещал. Это был старый дом, наполовину разрушенный во время Великой Зачистки. Когда иммигранты только вошли через Врата, других вариантов жилья не было. Точнее, больше ничего Синдикат не предлагал.
Стоя у входа, Сергей снова взвесил в руке кошёлек и воззрился на окно второго этажа, в котором горел свет. Даже перед боями он так не волновался, как сейчас.
Столько лет прошло, а он всё равно чувствовал себя ребёнком, оказываясь у этого порога. Хотя было бы странно, ощущай он себя кем-то другим.
Пока Сергей мялся, из открытой форточки послышался женский смех.
«Неужели…»
Он вбежал по лестнице вверх, питая смутную надежду, что ошибся. Стоявшие в коридоре чёрные сапоги с красными шнурками подтвердили его опасения. Стиснув зубы, Сергей вошёл внутрь квартиры и попытался выдавить улыбку.
— Привет, мам. Смотрю, Катя тоже здесь?
Две самые ненавистные женщины в его жизни сидели на кухне и пили чай, пока он кровью добывал себе пропитание. Мама одарила сына смешком, за которым крылась ледяная пустыня снисходительности. Все её вечные «я же говорила» и «ты опять ошибся» крылись в одном звуке, который ночами будет мешать Сергею уснуть. Сестра же даже не повернула головы, будто само существование брата было невыносимым бременем, не дающим её жизни вырваться за пределы мирских проблем.
Ему очень хотелось больше никогда их не видеть, но ещё сильнее он желал себе жестокой смерти за такие мысли. Это вся его семья. Никого ближе просто не осталось.
— Ты снова дрался? — спросила сестра, помешивая чай в чашке. Её изуродованные глаза прятались за парой чёрных очков, прикрывавших половину Катиного лица. Даже лишившись зрения, она умудрялась без проблем ориентироваться в пространстве, хорошо одеваться и прекрасно определять, как выглядит собеседник. Сергей рефлекторно спрятал кулаки за спиной, но через секунду рассердился на себя за такое ребячество. Из зеркала на него смотрел немолодой уже мужчина с растрёпанными пепельными волосами в выцветшей кожаной куртке и поношенных джинсах. Дорогой берет и пафосное пальто, оставленные сестрой на вешалке, только подчёркивали его босяцкий вид.
— А ты решила в кои-то веки навестить маманю?
— Уж кто бы говорил, — отрезала мать. — Садись, давай, выпей чаю, как человек.
— Знаешь, я что-то не хочу, — сказал Сергей. Он подошёл к раковине и торопливо начал смывать засохшую кровь с рук, чувствуя себя идиотом.
— Не помню, чтобы спрашивала твоего мнения. Садись!
Сергей вздохнул и подчинился. Чемпион окраин, победивший лучших бойцов Калеба, проиграл войну за право не пить чай собственной маме. Что же, у него могли быть слабые места и похуже.
Пока мать наливала чай, он как бы невзначай уронил на пол кошелёк. Звон монет даже ему показался оглушающим. Но мама с сестрой и бровью не повели. Стиснув зубы от унижения, Сергей нырнул под стол и положил кошёлек в карман. Выпрямившись, он уставился на сестру, продолжавшую болтать ложкой в чашке.
— Ну и как там твои господа? — поинтересовался он. — Не надоело ещё им прислуживать?
Катя вздохнула:
— Ну, тебе же не надоело лупить людей до полусмерти на потеху публике.
— Помолчи, Серёжа, сделай милость, — сказала мама. — Пусть у нас хоть кто-то в семье держится за ум.
— А я больше не бью людей, — с гордостью парировал Сергей. — Я сегодня стал организатором боёв, можете поверить?
— Час от часу не легче, — покачала головой мама и поставила на стол чашку с чаем. — Видел бы тебя сейчас Николас…
— Он бы мной гордился! — рявкнул Сергей, вскочив с места. — В отличие от вас он не страдал лицемерием. Я хотя бы делаю что-то для этой семьи, а не сижу на месте и не жду подачек! Мам! Ну неужели тебе самой не претит жить на обеспечении? Ты легко могла бы стать действующей гражданкой, устроиться переводчицей или учительницей! С твоими навыками…
— Я не собираюсь работать на этих кровопийц, — поджала губы мать и обожгла Сергея презрительным взглядом. — Они убили Николаса.
— Господи, ну ты опять за своё, — почти что взмолился Сергей. — Работать на них не хочешь, но жить на обеспечении иммигранта тебе совесть позволяет? И потом, это полковник убил папу, не первенцы! Почему столько лет спустя мы продолжаем об этом спорить?!
— Потому что всё у нас было прекрасно, — сказала мама дрожащим голосом. — И если бы не первенцы, если бы не их ядовитая идеология, мы бы жили с Николасом как раньше, без всяких проблем.
— Папа сам был первенцем! И если бы не их идеология, он бы даже не пришёл к нам! Он бы даже не выжил после аварии!
— Может быть, — кивнула мать, — но именно из-за Освободителя он решил вернуться в Первый Город. Из-за него Николас потянул всех нас. И из-за него мы стали никем. Растворились в потоке людей, потеряли свои корни. Забыли, откуда мы и что сделало нас теми, кто мы есть. Ты стал таким же, как они, Серёжа. Николас не хотел бы для тебя такой участи.
— По-твоему, он хотел, чтобы мы погибли? Он умер за нас, мама!
— Он ошибся, сынок. Если бы он знал, чем всё кончится, если бы знал, как с нами будут здесь обращаться, он бы остановил протест против столицы. Он бы остановил процессы, из-за которых нас разбомбили. Он бы убедил комитет не начинать войну и не пытаться отделиться. Но из-за обещания Освободителю, ему пришлось пойти на преступление. Ему пришлось потянуть нас сюда.
— Как с нами обращаются, мам? Ты действительно думала, что нам всё дадут просто за то, что мы существуем? Да ты загибалась на заводе, лишь бы прокормиться! А сейчас ты можешь себе позволить ничем не
