будут сопровождать близкие, отпускаешь её. Уходит она как лиса, а возвращается как дракон — со сдвинутыми бровями и нахмуренным лбом.
Если спросишь, отвечает не иначе, как грубостью:
— Что за доля моя несчастная, и зачем меня выдали за тебя. В бане видела я жену того-то, дочь того-то. С нею было десять женщин, служанки внесли за нею три блюда со сладостями, напитками и несколько ларцев с мылом и благовониями, приближенные не давали ей по полу и шагу ступить. А на жене того-то было вот такое платье и такие-то украшения. Мне же, как нищенке, пришлось забраться в угол, и никто из моющихся женщин не обратил на меня внимания. Так и вышла оттуда ни с чем.
Несчастный муж, все еще сокрушающийся о двух-трех дирхемах, истраченных на баню, услышав эти упреки, тотчас забывает причиненную дирхемами рану, ибо вместо нее в сердце его появляется рана более глубокая.
Вообще, если ты днем израсходуешь на прихоти жены тысячу динаров, а вечером в пустяке не согласишься с нею, все то, что ты сделал, окажется забытым, и она скажет: «Что я видела от тебя, кроме брани и попреков?! Другие мужья больше делают для своих жен, я много таких видела».
Если жена по природе добра, то в течение года тайна противоречий не выходит из-за завесы. Но ежели она зла, то уже к шести месяцам согласие сменяется раздором. Однако тайна эта удивительна тем, что о ней рассказать невозможно. Муж стесняется говорить друзьям об этих распрях, потому что вначале, еще не ведая ни о чем, он уговаривал их вступить в брак. А потом, проникнув в суть дела, он сколько бы ни ломал голову, все равно не знает, в каких выражениях рассказать об этом, чтобы поверили. Да ему могут и не поверить. К тому же, из-за занятости, у него нет времени объясняться. Поэтому, когда к нему обращаются с каким-нибудь вопросом, самое большее, что он может ответить, это: «Анисовую халву пока не отведаешь, не узнаешь».
Если через год жена подарит ребенка, особенно мальчика, хлопот у мужа прибавляется день ото дня; с ног до головы он погружается в заботы и, как полумертвая муха, запутавшаяся в паутине, только стонет и шевелит лапками. А укусы паука все сильнее ранят ее тело, и разве только судьба может принести ей избавление: либо грянет буря и порвет паутину; либо случится беда с пауком. Лишь тогда может быть у мухи надежда на спасение, а иначе ей так и остаётся помереть в беде.
Для обеспечения нужд ребенка жена требует невозможного и недостижимого, приводя неуместные примеры, устраивая скандалы. Если б муж даже и захотел осуществить все это, ему не хватило бы его дохода и заработка.
Ежели ребенок — девочка, жена держится несколько скромнее и меньше повелевает, но зато экономит на домашних расходах, а сбереженное утаивает. Не успеет муж принести в дом что-либо из одежды или убранства, как она тотчас припрячет это. Коли он начинает спрашивать, она говорит: «Да ведь девочке нужно то-то и то-то. Другие отцы для своих дочерей тратят столько-то, покупают то-то. А ты запрещаешь мне даже свою долю приберегать для нее».
Поэтому она постоянно ходит в заношенных платьях, подстилка на полу изодрана, утварь поломана, а то, что поновее, она прячет в сундук. Муж же вечно хлопочет о том, чтобы в доме были новые вещи — вдруг к нему пожалует уважаемый гость или же случится какое-нибудь семейное торжество, — а у них обстановка неприличная.
Жена же не думает об этой убогости — зачем женатому человеку гости и визиты, ведь важнейшее из дел — это забота о детях, ближайшая из обязанностей — воспитание их.
По мере того, как подрастают дети, увеличиваются и прихоти жены, а у мужа прибавляется забот. Наступает пора женить их или выдавать замуж, и тогда начинаются хлопоты о жене — для сына и муже — для дочери.
В русле возможного допустимо разрешение и устранение этих трудностей, однако у этого русла есть такие ответвления, каждое из которых противоречит возможному. Итак, все эти недоразумения — между супругами, которые подходят друг другу, а если они не сходятся характерами, то скандалы переполняют дом, и семейные секреты становятся всеобщим достоянием.
...Даже при согласии в семье можно представить изъян в религиозности мужа; но коли он попал в затруднение, от него определенно нельзя ждать искренности и готовности к молитве, а если он и молится, то не без суетного расчета и желания оградить себя в смертный час. И поэтому волей-неволей жизнь уходит от него.
Намерения мужчин при вступлении в брак различны: одни женятся ради удовольствия и чувственного наслаждения; другие — ради богатства; некоторые — ради детей; часть — для соблюдения религиозных предписаний; кое-кто — для упорядочения хозяйства. Однако, поскольку все эти желания — от плоти и чувственности и не имеют меры и границ в представлении этих людей, оставаясь для них лишь иллюзией и отвлеченными предположениями, то после их женитьбы все эти замыслы вряд ли осуществляются и даже напротив, приводят к прямо противоположным результатам.
Например, у человека в избытке имущества и предметов роскоши, ему хочется удовольствия и наслаждений. С этим намерением он вступает в брак. Приводя в дом жену, он видит, что принес туда гору забот, а былое веселье вылетело в потолок. Причина этого в том, что обычно зажиточные люди стараются взять жену из сановитой и благородной семьи, а до её характера и благородства или низости души им нет дела.
Если женщина тоже богата, то часто бывает так, что если её приятельницы ищут в мужья человека богатого и сановного, то она, еще не выйдя замуж, уже воображает, что её муж будет положением выше их мужей: «Моя приятельница ниже меня, а стала женой везира, тогда я, может быть, буду женой эмира.
И поскольку всегда по положению кто-то выше, а кто-то ниже, муж никакими поступками и речами не может угодить жене, ибо каков бы ни был его чин и сан, её воображение обращено к более высокому; поэтому удовольствие для мужа отравлено, и дело доходит до слов: «Чем ты был и кто я!» И человек теряет былую радость и покой.
Тот же, кто женится из алчности к богатству, воображает — если угожу жене, она передаст мне свое имущество; сей глупец не ведает, что жене более всего угодно, чтобы муж не посягал на её богатство и сделал ее хозяйкой всего своего достояния, чтоб
