фронте предпринять крупномасштабные наступательные операции, и потому настало время реализовать давно вынашиваемые планы (с начала ХIХ века) по уничтожению российского самодержавия и попутно по окончании войны лишить лавров победителя. Осуществлению этих замыслов способствовал и возникший после двух с половиной лет тяжелейшей войны крайне острый кризис в политической и экономической сферах: кризис политического руководства страной — недееспособный царь, недееспособное правительство; в сфере экономики — крайне острый транспортный кризис, менее острые — топливный и продовольственный. Топлива и продовольствия хватало — не хватало ума рационально организовать подвоз его из зажиточных районов страны в менее обеспеченные. Бесконтрольные министры, не чувствуя жесткой руки императора, эти вопросы первой необходимости пустили на самотек. Когда «невидимая рука» заговорщиков слегка придушила хлебно-топливные артерии, то министры, не привыкшие к столь экстремальным ситуациям, растерялись, а пока приходили в себя, буйные толпы восставших завладели положением и добрались до самих министров, всех отправив в Петропавловку.
Подоплеку стремительного Февральского переворота, на мой взгляд, довольно убедительно рисует Н. Стариков, который находит, что в погружении России в хаос были заинтересованы ее союзники. Переворот именно в феврале обусловливался для союзников следующими причинами:
1) промышленность стала снабжать фронт достаточным количеством вооружения, даже с избытком, что обеспечивало возможность наступательных операций в течение 1917 года;
2) Германия была на грани истощения материальных и людских ресурсов и не могла в течение длительного срока продолжать войну, что обеспечивало России вхождение в число победителей;
3) русский генштаб готовил в марте — апреле 1917 года десант на Босфор, захват которого придал бы русской армии мощный моральный импульс, в таких условиях рассчитывать на успех антидинастического заговора было бы нереально. Поэтому февраль был последним месяцем, наиболее благоприятным для осуществления переворота (Николай Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции. «Питер», М., Минск, 2012. С. 28–35).
Для прикрытия готовящегося переворота, его подготовки и осуществления в начале февраля 1917 года в Петрограде союзники провели очередную межсоюзническую конференцию, якобы для координации действий в организации будущего наступления (указ. соч., с. 42–43). С кем в действительности союзники координировали свои действия, показали события последней недели февраля. Как далее развивались события, я показал выше.
Временное правительство с первых дней, дабы обуздать разбушевавшиеся волны бунтовщиков, пыталось решить многие вопросы социально-экономического порядка — зарплаты, разрешения конфликтов между рабочими и заводчиками, политики цен, проблем транспорта, сырья и продовольствия и пр. (Анатомия революции… С. 93–94).
Вопросами регулирования взаимоотношений между рабочими и владельцами заводов и фабрик с первых дней революции занимался и Петросовет. Так, 10 марта 1917 года было достигнуто соглашение между Петросоветом и Петроградским обществом заводчиков и фабрикантов о «примирительных камерах» для разрешения конфликтов с участием по 50 % рабочих и управляющих (указ. соч., с. 84–85). Но ни политика Временного правительства, ни Петросовета в области трудовых отношений по многим причинам к быстрым и значимым результатам не приводила. Решение вопросов повышения зарплаты, условий труда, рабочего контроля затягивалось. Рабочие не понимали, почему они, внесшие немалую лепту в возникновение нового государства, не в состоянии улучшить свое материальное положение, обезопасить себя от увольнений и т. д. Владельцы же предприятий жаловались, в свою очередь, на возникшие новшества — частые собрания рабочих в рабочее время, их попытки расширить зону контроля на предприятии и т. п. (указ. соч., с. 94–97). Оперативная нерешаемость этих споров вела к взаимному недоверию сторон, нарастанию производственной напряженности и в целом к разочарованию трудовых масс в новой власти. Но не решались властью и еще два вопроса, более важных. Как известно, Временное правительство с первых дней своего существования заявило о продолжении войны до победного конца (из обращения Временного правительства «К гражданам России» 6 марта 1917 года — указ. соч., с. 176), хотя на первых порах это заявление не нашло массового сопротивления со стороны солдат и рабочих, еще опьяненных быстрой победой над царизмом и вспыхнувшим патриотизмом. Да и власть не выпячивала этот лозунг. Лозунг о мире стал быстро набирать остроту с приездом Ленина и нотой министра иностранных дел Милюкова от 18 апреля, заверявшей союзников в продолжении войны до победного конца, что и послужило первым, апрельским правительственным кризисом.
Второй вопрос касался земли. С падением самодержавия земельный вопрос, который никогда не затухал в крестьянском сознании, особенно после отмены крепостного права, реанимировался с особой силой. Институты прежней власти пали, новые еще были в утробном состоянии образования. Прежний репрессивный полицейский аппарат исчез, народная милиция о себе пока еще никак не заявила. Волостные и уездные комитеты избирались местным населением. И крестьянство, и ранее-то не слишком обременяемое полицейским надзором, сейчас вовсе осталось без пригляда, почувствовав себя хозяевами положения. Начался захват земли, арендуемой у помещиков, у разбогатевших односельчан, хуторян и отрубников (Революция и человек. М., 1996. С. 117). Земельные страсти доходили до фронта, внося беспокойство в души солдат — вчерашних крестьян: «Там землю захватывают и делят, а я здесь так и останусь без земли». И началось массовое дезертирство. Власть пыталась бороться с самозахватами, но безуспешно, уговаривая крестьян подождать до Учредительного собрания, которое и разрешит все земельные вопросы. Да только кто ждать станет?! Когда земля вот, рядом — иди и бери. Не желая оперативно решать эти два вопроса — о мире и земле, — Временное правительство лишь накаляло обстановку в окопах и в тылу, катастрофически быстро теряя доверие к себе. Безбрежная демократия в условиях военного времени провоцировала самоуправство, повсеместную дезорганизацию и анархию, особенно в сельской периферии.
А где наш герой Октября?! Пока свершался Февральский переворот и проходила дезорганизация всей общественной жизни, Ленин, в январе 17-го еще не веривший в революцию в России, маялся в Швейцарии. Узнав о свершении таковой, Ленин развил бурную деятельность по поводу переезда на родину. После интенсивных переговоров заинтересованных с обеих сторон лиц Германия разрешает провоз через свою территорию пломбированного вагона с Лениным и его соратниками, среди которых 23 еврея, 2 грузина, 4 русских (все женщины, жены революционеров), всего 32 человека плюс два майора германского генштаба (Стариков… С. 152–153). Через месяц таким же способом проследовали еще два поезда с лидерами меньшевиков Мартовым, Аксельродом, эсерами, бундовцами и пр. (Стариков… С. 153–154). Всего в трех поездах из Швейцарии прибыло 224 революционера, среди них — 170 евреев (Бегунов… С. 223). Небольшая пикантность: билеты до России группе Ленина оплатило Временное правительство (Стариков… С. 168).
Тем временем из Америки на встречу с Лениным спешит Троцкий с соратниками по разрешению Временного правительства (Стариков… С. 184) и прибывает в Россию 3 мая с крупными суммами американских долларов от американского банкира Шиффа и других американских банкиров —
