– Как я? – задумчиво повторила я вопрос, облизала пересохшие губы и в который раз отпила воды из пластиковой бутылочки, стоявшей рядом. – Я плохо, Уль. Но так мне и надо. Знаешь, сегодня мне пять раз подряд снился один и тот же сон. В нем я шла на кухню, открывала холодильник, доставала оттуда ледяной яблочный сок и ПИЛА его. Ты не поверишь, с каким наслаждением. Прямо из пачки. Потом понимала, что это сон, потому что жажда никуда не девалась, но проснуться не могла, поэтому снова шла на кухню и снова открывала холодильник…
Уля очень сильно пыталась изобразить сочувствие, но в итоге не удержалась и захихикала.
– Да-да, смейся, – вздохнула я скорбно. – Я заслужила. Это еще хорошо, что я только напилась, и ничего серьезнее жесткого сушняка со мной не случилось. Уль, вот серьезно, спасибо огромное, если бы не ты…
– Крис, хватит, – мягко остановила меня она, – ты уже кучу раз сказала мне «спасибо», достаточно. Я не считаю, что сделала что-то необычное. Просто побеспокоилась о тебе.
– И прости еще, что я вчера так грубо себя вела! Не знаю, что на меня нашло!
– Извиняться тоже хватит, – отмахнулась Уля. – Ты уже четыре раза извинилась.
– А ты что, считала?
– Ага.
Я рассмеялась, машинально тряхнув головой, и от этого боль так резко и чувствительно хлестнула по вискам, что я взвыла. Черт, похоже, мне сегодня лучше вообще не шевелиться. В идеале забиться под парту и лежать там бездыханным тельцем.
– Выпей таблетку, – предложила Уля, с жалостью глядя на меня.
– Я уже пила, не помогает. Лучше пристрели меня, чтобы я не мучалась!
– Ну уж нет, – отказалась она от этого акта милосердия. – Что я потом твоему Кириллу скажу?
– Уль, не надо, а, – жалобно попросила её я. – Никакой он не мой.
– Он вчера поехал тебя искать, – напомнила мне подруга, – дал в морду этому неприятному парню и забрал тебя к себе. Привел в чувство и отвез домой. И после всего этого ты серьезно считаешь, что ничего для Царева не значишь?
– Почему ты решила, что Стас неприятный? – спросила я, намеренно проигнорировав её последний вопрос. – В том ведь и штука, что выглядит и ведет себя этот козел довольно мило, я и не ожидала, что он вот так…
– Не знаю, – Уля пожала плечами. – Увидела его на крыльце, и он мне сразу не понравился. Взгляд у него какой-то скользкий, нехороший.
– Вот это у тебя мощно интуиция работает, – уважительно проговорила я, прижимая к ноющему лбу прохладную бутылку.
– Есть такое, – согласилась она и тут же вернулась к теме, с которой я только что так ловко съехала. – Так что с Царевым?
– Это у него просто чувство вины, не более того. – отмахнулась я. – Помог мне, и совесть перестала мучить. Вот если бы он мне утром написал и спросил, как дела, еще можно было бы говорить о каком-то особом отношении…
– А он у тебя разве не в «черном списке»? – осторожно уточнила Уля.
– Ох блин, – сконфузилась я. – Ну да, в «черном». Логично, что ни сообщений, ни звонков не было. Но, слушай, я уверена, что Царев даже и не пытался этого делать!
– А ты сама что к нему испытываешь? – продолжала лезть в душу подруга.
– Ничего, – поспешно ответила я. – Раньше злилась и ненавидела, но теперь нет. Просто человек, один из многих. Я, кроме благодарности за спасение, ничего к нему не чувствую, честное слово!
– Тогда разблокируй его, – предложила Уля. – Раз больше не злишься.
– Наверное, ты права, – нехотя признала я и, дотянувшись до телефона, убрала номер Царева из «черного списка». И даже сама себе не призналась бы, что в этот момент у меня так сильно екнуло сердце, как будто он мог мне в ту же секунду позвонить.
Нет, конечно же, не мог.
Зачем.
Абсолютно незачем.
– Сейчас пара начнется, – бросила Уля взгляд на часы. – Ты делала упражнения из сборника?
– Я вчера блевала, мне не до упражнений было, – хмуро ответила я, ощущая, кроме физической боли, какую-то бесприютную тоску, угнездившуюся в груди и мягко располосовывавшую меня своими острыми когтями.
Глава 23. О песнях, Рождестве и коварстве —Дайте от 216 аудитории ключ, пожалуйста, – попросила Уля у вахтера. Тот недобро на нее зыркнул и сверился с расписанием.
– Там сейчас нет пар.
– Вот поэтому мы ключ и берем, – терпеливо объяснила Уля. – Нам надо порепетировать перед новогодним студенческим концертом.
Не переставая ворчать, вахтер все же выдал заветный ключ, но перед этим въедливо изучил наши студенческие и вписал нас в журнал.
– А почему нельзя в коридоре порепетировать? – мрачно осведомилась я, пока мы поднимались на второй этаж.
– Громко будет.
– А в аудитории не будет?
– Она в углу, а рядом лингвокабинет, там должна быть неплохая звукоизоляция. Думаю, никому не помешаем.
– А я тебе зачем? – продолжала я нудеть.
– Крис! – возмутилась Уля. – Я тебя просто прошу послушать и сказать, подходит эта песня для концерта или нет. Я что, многого хочу?
– Прости, – вздохнула я. Мое сегодняшнее плохое настроение не было чем-то из ряда вон выходящим, потому что в таком состоянии я пребывала последние пару недель.
«С мальчиком что ли поссорилась?» – предположила мама, от чего я еще больше психанула и закрылась на весь вечер в своей комнате. Ну вот что они все ко мне лезут? Мама со своими вопросами, Уля со своими советами. Каждый день предлагает мне поговорить с Царевым, как будто это что-то бы изменило. Можно подумать, это из-за него у меня повышенная вредность. Да Кирилл тут абсолютно не при чем. Ну подумаешь, не звонит и не пишет. Ну подумаешь, холодно со мной здоровается, когда видит. Мне вообще все равно! А про настроение…ну покажите мне того, у кого в конце ноября хорошее настроение! Это просто сезонная депрессия от отсутствия витамина Д и ничего больше.
Я зашла в аудиторию, включила свет, села на одну из парт и махнула рукой:
– Маэстро, я готова! Жгите!
Уля достала телефон, выбрала там какой-то трек, включила и встала около доски. Плечи её расправились, спина выпрямилась, лицо стало серьезным – она будто и правда стояла сейчас на сцене. Заиграла музыка. Сначала раздался нежный перезвон колокольчиков, который неожиданно сменился тревожной, но безумно красивой мелодией, пробирающей до самого нутра. У меня побежали мурашки от того, как здорово это было.
И тут Уля запела. Её голос, сильный, чистый, звонкий, взлетел ввысь, словно выпущенная на волю птица. Он дополнял мелодию, переплетаясь с ней и рождая волшебство в его абсолютной степени.
Hark how the bells
Sweet silver bells
