— А вот и мне интересно, — донесся голос, слышанный мной, когда нас эвакуировали с Сергеем из райской долины, что внезапно стала ловушкой. — Что было бы, а, Петь?
Я зажмурилась и попыталась успокоиться. Хотя бы не всхлипывать так громко. И слезы утереть. Красный опухший нос — черт с ним… а, плевать.
Дениска живой. Я живая. Томбасов вот пришел.
— Спасибо, — пробормотала я гнусаво.
Томбасову. И Петру Ивановичу. И доктору скорой. И охраннику, который бдил рядом с открытой дверью фургона.
Меня не услышали.
— Мой недосмотр, — опустил голову Петр Иванович, отвечая Томбасову. — Я Зуброва-старшего не просчитал.
— Да такой беспредел просчитать невозможно, — похоже, Томбасов даже не злился. Он безмерно удивлялся. — Карина, ты встать можешь? В клинику же не нужно?
— Не нужно, — покачала головой докторша. — Повезло, практически без травм. Но если станет тошнить и кружиться голова, то уж будьте добры к неврологу.
— Будет, — кивнул Томбасов, и Петр Иванович помог мне подняться.
Голова и в самом деле кружилась, но не так чтобы сильно. Зато холодный компресс с затылка упал. Докторша его подобрала и подала мне. Ну, в общем я как-то спустилась из фургончика во двор особняка Зубровых, кутаясь в одноразовую простыню.
Странно. Совсем его не помню. Только что тут была — а ничего не рассмотрела. Впрочем, и сейчас все было немножко не в фокусе, и я замечала только ярко-голубое небо сверху, вертолет на лужайке, фонтан перед подъездом и псевдокоринфские колонны по фронтону, жуткий стиль рашн-бьюти. И две машины полиции — у ворот, их как раз объезжала удаляющаяся скорая.
Ни рассмотреть дом, ни спросить Томбасова, как он все же тут оказался, я не успела. Двустворчатые двери особняка открылись, когда мы уже собирались загрузиться в машину.
Прекрасно-удивительный ОМОН, весь в черном, вплоть до шлемов, начал выводить задержанных. В наручниках, с руками крест-накрест над головами. Ради того, чтобы наблюдать эту картину, я даже остановилась — и Петр Иванович, который меня поддерживал за плечи, поддержал и в этом простом человеческом желании. Посмотреть, как наказывают обидчиков.
— Пошли-пошли! — резко командовал один из омоновцев. — Не задерживаемся!
Их загружали в автобус с решетками. Я узнала Платошу, скорее по росту, чем в лицо — оно уже начало заплывать, гаду хорошо досталось.
Я злорадно усмехнулась. Не мне ж одной страдать, пусть и у него хоть морда разбитая поболит, раз уж ни чести, ни совести нет.
Последним выводили Зуброва-старшего. Тоже в наручниках, но как-то повежливее. Слегка. Зубров, увидев Томбасова, зло дернулся.
— Руки убери, — рыкнул на омоновца, на что получил тычок прикладом между лопаток.
— Р-разговорчики, — буркнул омоновец.
— Постойте. Майор, я могу поговорить с задержанным? — спросил Томбасов у того, кто распоряжался шоу.
Тот нехотя, но кивнул. Знаком велел подчиненному подвести Зуброва, а сам подошел к автобусу, постучал по боку, скомандовал:
— Отправляйте.
— А вы садитесь-ка в машину, Карина Павловна, — шепнул мне Петр Иванович и заботливо усадил на заднее сиденье. И так же заботливо открыл окошко, чтобы мне было все видно и слышно.
А майор вернулся к Томбасову, не собираясь оставлять задержанного без присмотра.
— Здравствуй, Вениамин, — сказал Томбасов, зацепившись большими пальцами за свой ремень. Видимо, чтобы избежать искушения дать волю чешущимся кулакам.
— Здравствуй, Олег.
Они помолчали, оглядывая друг друга с дружелюбием голодных крокодилов.
— Старый ты стал, Томбасов. Осторожный. И без огонька.
— Зато ты… неуемный. — Олег Викторович кивнул на меня. — На пенсию скоро, а все бузишь.
— Раньше твои люди знали, что ты за них подпишешься. И в беде не оставишь.
Томбасов обалдело уставился на моего несостоявшегося свекра. Моргнул. И вдруг расхохотался.
— Ты что, Веня?! Серьезно? Это была ловушка, что ли? Ну ты… малиновый пиджак от пыли отряхнуть решил! Ох, Веня…
— Я слишком хорошо о тебе думал, — задрал нос Зубров. — Дама в беде. Женщина твоего друга. А ты… положил на дружбу. Изменился потому что. Оскотинился совсем.
Я чуть не икнула. Сколько пафоса-то! Ну точно, бездарный актеришка. Для малобюжетного сериала сойдет, но в Голливуд — не-а.
— Веня… маразм не оргазм, но рановато как-то. Что ж ты ради ловушки родного внука не пожалел, а? Столько слов о семье, я на твоем последнем интервью чуть не прослезился. А оно вон оно как. В малиновом-то пиджаке.
— Да что ты привязался с этим пиджаком! — разозлился Зубров. — Сам-то! Все по струночке ходят! Устроил себе свадьбу века с роялями. Сыновья в Гарварде, устроил. А мой…
— Какого воспитал, — хмыкнул Томбасов. — Не, ну серьезно, Вень. С какого дуба ты упал? Сто лет мирно жили, и нате вам. Интрига с подвесками.
— Сам ты Д`Артаньян, — скривился Зубров. — Хорошая интрига была. Жаль, что ты окозлился, раньше бы сам пошел, ментов бы не впутывал. Да… Если б не твой Петр. Слушай, чем ты его сманил, признайся. Я ему такие бабки предлагал, а он… эх!
— Бабки? Петру-то? — засмеялся Томбасов. — Ну-ну. Так планчик-то расскажи. Видишь, товарищ майор интересуется.
— Пусть товарищ дознаватель интересуется, — буркнул омоновец, снявший шлем и оказавшийся усталым дядькой лет сорока с хвостом. — А я мыло не люблю.
— Да иди ты, Олежа, — почти вежливо сказал Зубров.
А я пожалела, что попкорна нет. Съемки блокбастера-то продолжаются. Вот, все как положено — злодей выкладывает свои планы, сопровождая их злобным «му-ха-ха». Или нет, «му-ха-ха» было раньше, пока зло торжествовало и предвкушало. А сейчас должно быть что-то другое. Как-то я плоховато разбираюсь в сериалах. Не мой профиль. Вот Серый бы точно предсказал следующую реплику.
— Я-то пойду, но в другую сторону. Кого ты, кстати, предназначил на убой, Веня? Ведь я тебя знаю, твои планы без трупов не обходятся.
Зубров вздрогнул и сжал зубы.
— Ну и ладно, — пожал плечами Томбасов. — Товарищу дознавателю расскажешь. А нам пора. Приятно было…
— Не зарекайся, Олежа, — отмер Зубров. — Зря ты на юга полез. Здесь тебе не рады.
У Томбасова даже брови взлетели. Видимо, не привык, что где-то кто-то может быть ему не рад. Особенно там, где ему угодно быть.
— Сидел бы на своем северо-западе, окучивал бы англичанина. Что ты здесь забыл? — продолжил Зубров, явно на что-то намекая.
Невольно я им восхитилась. Ну, как восхищаются особенно свирепым крокодилом. С примесью жути. Но сила духа не могла не впечатлять. Даже меня, даром я его ненавидела до белых глаз.
