Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Спотыкаясь и оскальзываясь, я сползаю по крутому склону вниз, на тропу, где ждет меня Вальтер.
– Это был Томас. Он нас видел!
Лицо Вальтера заострилось и побледнело.
– Нам конец. Нам обоим.
– Нет, все будет в порядке. Томас не станет… – Я убеждаю не только Вальтера, но и себя.
– Не знаю, что будет с тобой, Хетти, но меня точно отправят в лагерь.
– Ты преувеличиваешь. – Я стараюсь говорить уверенно, но горло все равно перехватывает.
– Думаешь? – Желваки ходят у него на скулах. – Вряд ли. – Он поворачивается ко мне спиной и идет назад, к горбатому мостику, сердито бросает мне через плечо: – Уж кто-кто, а ты должна знать, что бывает с евреями, которые соблазняют немок. Не делай вид, будто ты впервые об этом слышишь.
– Подожди! – Я бегу, чтобы не отстать.
У моста он оборачивается, и я вижу его осунувшееся лицо, глаза, полные страха.
– Прости меня, Хетти. Я был так глуп. Нельзя был о забывать об осторожности. А теперь мне надо домой. Подумать.
– Пожалуйста, не волнуйся. Я сделаю так, что все будет в порядке. Томас – друг. Я договорюсь с ним.
Хочу позвать Куши, который так и стоит на высоком берегу, поджав хвост, но мне изменяет голос.
Господи, ну почему из всех людей на свете это должен был оказаться Томас?
Отведя Куши домой, я иду на остановку. Сажусь в желто-красный трамвай, который через центр идет в южные районы. В центре трамвай долго петляет, скрипя тормозами и останавливаясь у величественных правительственных зданий. Возле суда делаю пересадку. Теперь другой трамвай везет меня на восток, в промышленный, черный от фабричной копоти Плагвиц. Ряды угрюмых многоэтажек лишь изредка сменяются здесь чахлыми деревцами да плешивыми газонами.
Выйдя из вагона, я достаю карту – на ней, в верхнем углу, нацарапан адрес Томаса – и еще раз сверяю маршрут. Это совсем не далеко. Многоэтажка, где живет друг моего детства, не отличимая от многих других, стоит чуть в стороне от Карл-Гейне-штрассе, как раз напротив фабрики. Из ее железных ворот, которые охраняют штурмовики, как раз выползает грузовик. Он проезжает, и шлагбаум опускается снова.
Встав к фабрике спиной, я гляжу на дом. Из окна каждой квартиры торчит флажок со свастикой. Впервые в жизни ряд красно-бело-черных квадратиков, трепещущих на ветру, вызывает у меня не чувство гордости, а приступ страха. Справившись с дрожью, я подхожу к подъезду, толкаю дверь и оказываюсь в убогом холле.
Консьерж, морщинистый старикашка с глазами, затуманенными катарактой, отправляет меня на третий этаж, в квартиру номер одиннадцать. Лестница пропахла мочой и сигаретным дымом. Я медленно иду по ней наверх.
У двери с номером одиннадцать я мешкаю. Старая красная краска на ней потрескалась и облупилась. Сжав руку в кулак, я решительно стучу.
Я жду, тишина вокруг становится глубже.
Наконец дверь приотворяется, и в щели показывается мальчишка.
– Томас дома?
Глаз исчезает, дверь распахивается во всю ширь. На фоне полутемной комнаты я вижу силуэт Томаса. Из-за его спины на меня смотрят несколько пар любопытных глаз: это его младшие братья и сестры. Томас выходит в коридор и быстро захлопывает за собой дверь.
Гнев струится от него, как тепло от батареи.
– Томас… я все объясню. Мы можем поговорить?
Он дергает плечами и смотрит на меня воспаленным, больным взглядом.
– Пожалуйста.
– Нечего тут объяснять. Все, что надо, я и так видел. – Он складывает на груди руки. – Я долго за вами наблюдал.
От вони подъезда меня мутит.
– Давай пойдем куда-нибудь, я все тебе расскажу, – прошу я. – Здесь я не могу говорить.
Мне мерещатся уши, прижатые к дверям соседских квартир.
Томас поворачивается и молча идет вниз по лестнице. Все вдруг складывается в моей голове воедино: мы сидим в кино, и рука Томаса лежит на моей руке; его глаза, круглые, как у совы, вечно следят за каждым моим движением из-за грязных стекол очков; его редкие визиты в наш дом; его нежная, неизменная дружба. Томасу известен каждый мой шаг. Он знает, что воскресными утрами я вожу Куши гулять на реку. До чего же глупо, что мы не догадались хотя бы иногда менять маршрут наших прогулок.
На улице Томас сворачивает к остановке. По проезжей части с грохотом едет грузовик, из фабричных ворот гурьбой выходят женщины и, весело болтая, по двое, по трое расходятся в разные стороны – наверное, идут со смены домой.
Не молчи же. Скажи хотя бы слово.
Вдруг Томас резко поворачивается ко мне. Линзы очков еще усиливают ярость, которой полны его ореховые глаза.
– Какого черта ты затеяла, Хетти? Я думал… Черт! Какая теперь разница, что я думал. – Он опускает плечи и шагает дальше.
Мы идем мимо грязной многоэтажки. В квартире на первом этаже разбито окно, и ветхий, давно не стиранный тюль трепещет на ветру. Мне приходится бежать, чтобы не отстать от долговязого Томаса.
– Есть разница, Томас, – начинаю я, поравнявшись наконец с ним. – Понимаешь, Вальтер – старый друг моего брата. Тут нет ничего такого. Ничего не было и не будет…
– Я прекрасно знаю, кто он. А еще я знаю, что ты спятила.
– Я не нарочно, честно…
– Но ведь он тебе нравится, признайся, Хетти? Тебе понравилось целоваться с ним. Я видел, – он яростно сплюнул, – как восхитительная Хетти целуется с грязным евреем. Меня от тебя тошнит. Какая же ты грязная дешевка, и насколько еще ты можешь пасть?
На миг мне кажется, что он вот-вот меня ударит, и я отшатываюсь. Но его сжатые в кулаки руки безвольно повисают вдоль боков. Я пячусь от него и подношу руку ко лбу. Когда отнимаю ее, она мокрая от пота.
Ну же, смелее!
– Ты… кому-нибудь рассказал?
Но он только смотрит на меня, багровый от злости, враждебный.
– Что ты будешь делать? – настаиваю я.
– И это все, что тебя волнует? – обрывает Томас. – Ты так ничего и не поняла, да?
Он с яростью пинает мусорный бак, тот вылетает на середину дороги и с грохотом ударяется о землю. С бака соскакивает крышка и, дребезжа, катится по мостовой.
– Уходи с моих глаз, Хетти Хайнрих! Уходи и молись, чтобы я никогда тебя больше не видел. Ты не представляешь, что ты натворила. Просто не представляешь!
И он бросается бежать. Яростно работая руками и ногами, мчится по проезжей части, увертывается сначала от автомобиля, затем от велосипеда и наконец скрывается за углом.
Привалившись спиной к кирпичной стене, я сползаю по ней прямо на грязный, заплеванный тротуар. Во что я превратилась? Томас прав. Я сошла с пути истинного, и вот результат. Но поздно. Назад дороги нет, мы обречены. Я наконец разрешаю себе заплакать. Слезы приносят облегчение. Теперь и побег начинает казаться мне не столь уж безумной идеей.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
