— Я люблю тебя, Кейн, — со слезами на глазах сказала Гленна.
— И я тебя люблю, моя родная. Мы поженимся, как только я все для этого подготовлю.
Эти слова окатили Гленну ушатом холодной воды, и она едва не умерла от горя, когда вспомнила о своем нынешнем положении. Ведь теперь она не имела права ни на любовь Кейна, ни на близость с ним. Ах, если бы у Кейна хватило терпения выслушать все, о чем она должна рассказать ему.
Кейн взял руку Гленны, поднес к своим губам и спросил, целуя ее пальцы:
— О чем ты задумалась, любимая?
— Кейн, мне надо поговорить с тобой, — сказала Гленна, дрожа всем телом от нервного напряжения. Она знала, каким трудным будет предстоящий разговор.
— Давай попозже, — предложил Кейн и продолжил, любуясь Гленной: — Никак не могу на тебя насмотреться. Я думаю, что ты ведьма — прекрасная, желанная ведьма, и я люблю тебя.
Сейчас Кейн был похож на мальчишку — слегка растрепанного, беззаботного и влюбленного по уши.
И снова страсть прорвалась наружу, словно весенняя река, сносящая плотины, и руки Кейна снова начали свой волшебный танец на теле Гленны, а губы его вновь зашептали жаркие, вечные слова.
Когда они отдышались, Кейн сказал:
— Знаешь, с той минуты, как увидел тебя сегодня, забыл обо всем. Не спросил даже, почему ты оставила свою работу в «Паласе». Спросил там, но мне сказали только, что ты нашла себе другое место. Тогда я бросил в номер свои чемоданы и сразу поспешил сюда — а вдруг ты окажешься дома? И вот, угадал, слава богу. Так что случилось, милая?
«Ну, вот и все, — подумала Гленна. — Пришло время платить за свои ошибки и свою глупость».
И вдруг Гленна ощутила полное спокойствие. Сейчас она расскажет Кейну обо всем, и, что он ни скажет в ответ, в любом случае с души ее спадет камень. Ведь самая ужасная правда всегда лучше, чем ложь. Конечно, характер у Кейна взрывной, непредсказуемый, но если ей удастся заставить его выслушать все до конца, то они вдвоем наверняка найдут способ избавиться от Джадда Мартина.
— Я покинула «Палас» несколько недель тому назад, Кейн, — неуверенно начала Гленна. — Я… Мне предложили более интересную работу, и я согласилась.
— Мне казалось, что «Палас» — самое лучшее место в этом городе, — заметил Кейн. — Так где же ты работаешь сейчас?
— Я теперь в «Красной Подвязке», — сказала Гленна и быстро добавила, увидев потемневшее лицо Кейна: — В ресторане.
— Что ты сказала? Ты работаешь на Джадда Мартина? На человека, который, возможно, причастен к убийству твоего отца? Бог мой, Гленна! Я думал, что ты разумнее. Увольняйся оттуда сегодня же, немедленно, сейчас же. Давай одевайся, и я пойду вместе с тобой, иначе этот ублюдок возьмет тебя на испуг.
— Я уже не работаю, Кейн, — призналась Гленна, чувствуя, как начинают звенеть ее натянутые нервы, поскольку разговор подошел к самой главной точке.
— Ну и слава богу, — вздохнул Кейн, откидываясь на подушку. — Как ты смотришь на то, чтобы сыграть нашу свадьбу, скажем… скажем, послезавтра?
— О господи! Я должна сказать тебе это Кейн, но не могу.
— Что?
— Я уже вышла замуж. Несколько дней тому назад, за Джадда Мартина.
Наступила тишина — казалось, можно расслышать не только каждый вдох, но и каждый удар сердца. Так и не проронив ни звука, Кейн медленно встал с кровати, совершенно не смущаясь своей наготы, а может быть, просто забыв о ней. Затем он заговорил — тоном, полным презрения.
— Грязная шлюха! — сказал он, словно выплюнул эти слова в лицо Гленне. — Не смогла дождаться, пока я вернусь? Так захотела мужика, что легла в постель с первым, кто позвал? Знаешь, измену я бы тебе, пожалуй, простил, но брак? Каким местом ты думала, когда выходила замуж за своего Джадда? А я-то, дурак, думал, что ты в самом деле любила меня!
— Я в самом деле любила! И люблю! — крикнула Гленна. — Ты просто не понимаешь!
— Не волнуйся, все я прекрасно понимаю. Тебе нужны деньги, и ты решила, что Джадд будет побогаче, чем я. Все ясно. Ну, и как скоро после моего отъезда ты оказалась в его постели?
— Нет, Кейн, ничего подобного! — неистово возразила Гленна. — Прошу тебя, Кейн, позволь мне все объяснить. Выслушай меня, если все еще любишь.
— Любовь? Ха! Ты просто не понимаешь значения этого слова. Ты соблазнила меня, затянула в свои сети, использовала, но это — не любовь. А я, дурак, попался на эту удочку. Любовь! Да не моя любовь была тебе нужна, нет, тебе нужно было получить назад отцовский прииск. Ну, ты же получила его, по крайней мере половину. Что, счастлива? Вы с Джаддом стоите друг друга, как я посмотрю. Оба жестокие, бессердечные, жадные. А зачем ты сразу же легла сегодня со мной? У тебя что, совсем совести не осталось?
— Совести у меня не меньше твоего! — выпалила в ответ Гленна.
Кейн принялся натягивать на себя разбросанную по всей комнате одежду, не обращая внимания на слезы, градом покатившиеся из глаз Гленны. Никогда в жизни он еще не был так зол, и в первую очередь — на себя самого. Любовь к Гленне открыла для него целый мир — новый, яркий и прекрасный. Теперь эта женщина предала его, разбила ему сердце, изранила душу.
«Все, — мысленно поклялся Кейн. — С любовью для меня покончено навсегда. В эту мышеловку меня больше не заманишь».
— Кейн, позволь мне объяснить тебе все, — всхлипнула Гленна. — Я не хотела выходить за Джадда, но он…
— …заставил тебя? — жестко рассмеялся Кейн. — Не надо лгать, Гленна. Я достаточно хорошо знаю тебя, чтобы не поверить этому. Ты же очень упряма, и никто не может заставить тебя сделать то, что тебе не по нраву. А если бы в твоих словах была хоть доля истины, можно было бы спросить, почему ты в таком случае не обратилась к шерифу. Прости, Гленна, я хотел быть твоим единственным, но стал только первым и далеко не последним, как я вижу. Скажи, а как Джадд в постели, на высоте? Не хуже, чем я?
Он рванулся к двери.
— Кейн, подожди!.. Не уходи!
Но он уже не слышал ее.
Стремглав скатившись по лестнице, выбежав на улицу, Кейн зашел в первый же попавшийся салун, быстро выпил два двойных виски и попросил дать ему бутылку с собой. Затем вернулся в «Палас» и залег в своем номере, прихлебывая прямо из горлышка обжигающую жидкость и думая о женщине, которую он так любил и в которой он так жестоко ошибся.
Гленне было наплевать на то, что она попалась на глаза Дюку прямо при входе в «Подвязку». Теперь, после разрыва с Кейном, все для нее потеряло смысл. Ах, если бы только Кейн согласился выслушать ее! Если бы только позволил объясниться до конца! Но она слишком сильно, до глубины души, обидела его, и потому ему не нужны были ее слова. Что ж, быть может, когда-нибудь, когда он остынет, немного успокоится… Но в любом случае он должен узнать и о новом прииске, и о серебряной жиле.
