Хозяин оглянулся, откинул капюшон и снял плащ. На вид ему перевалило за шестьдесят. Мужиковат, но, во всяком случае, хорошо сложен. Оставшиеся на голове волосы под цвет седой, аккуратно подстриженной бороды. Убрав с лица защитную маску, он распахнул синюю спецовку и достал из внутреннего кармана изящные очки без дужек. Водрузив их на свой крупный нос, Торнбьёрн стал похож на футбольного тренера Свена-Йёрана Эрикссона.
Его загорелое и обветренное лицо контрастировало с белой шеей, мочки ушей напоминали кожаные заплатки. Однако Анна-Мария заметила, что Торнбьёрн Илитало не пренебрегает бритвой.
«Он совсем не похож на Свена-Эрика», — заметила про себя инспектор.
Из ушей хозяина торчали пучки волос.
Они прошли на кухню. Анна-Мария не отказалась от предложенной чашечки кофе.
Торнбьёрн Илитало включил кофеварку и полез в морозильник. Однако, когда гостья заверила, что совсем не хочет есть, на лице его проступило заметное облегчение.
— Вы взяли отпуск перед сезоном охоты на лося? — спросила она.
— Нет, но вы знаете, что у меня много свободного времени.
— Мм… Вы церковный лесничий?
— Да.
— И председатель охотничьего клуба?
Торнбьёрн кивнул. Они поговорили об охоте и сборе ягод в лесу. Потом Анна-Мария достала блокнот и ручку из внутреннего кармана куртки, которую до того сняла и повесила на стул.
— Я хочу поговорить с вами о Мильдред Нильссон, — сказала она. — Слышала, вы плохо ладили с ней?
Торнбьёрн поднял глаза. Лицо его оставалось серьезным. Он сделал глоток кофе и не спеша поставил чашку на стол.
— От кого вы это слышали?
— Так это правда?
— Не хочу плохо говорить о мертвой, но эта женщина натворила в поселке немало бед.
— Что вы имеете в виду?
— Отвечу прямо: она была мужененавистницей. Я думаю, она действительно задалась целью развести всех местных женщин с их мужьями и немало сделала для этого.
— Вы женаты?
— Да.
— И она пыталась разрушить вашу семью?
— Мою — нет, я говорю о других.
— Но из-за чего именно вы с ней не поладили?
— Из-за ее дурацких идей насчет членства женщин в охотничьем клубе. Еще кофе?
Анна-Мария покачала головой.
— Она предлагала ввести квоту на количество женщин и делала это условием продления аренды.
— А вы считаете эту идею неудачной?
— Только одна она и находила ее удачной. — До сих пор Торнбьёрн Илитало говорил вяло, теперь в его голосе послышались твердые нотки. — Я не женоненавистник, но так вам скажу. За места в правлениях ли компаний, в риксдаге или в нашем охотничьем клубе должна быть конкуренция. И если женщина получит место только потому, что она женщина, — это будет дискриминация. Да и как к ней будут там после этого относиться? Кроме того, охоту надо оставить мужчинам. Иногда мне кажется, что это наш последний рубеж. Я ведь не претендую на место в ее женской группе по изучению Библии.
— То есть вы не поладили на этой почве?
— Поладили или не поладили, теперь вы знаете, что я обо всем этом думаю.
— Магнус Линдмарк говорил, что вы с удовольствием вставили бы ствол ей в глотку.
На мгновение Анна-Мария задумалась, стоило ли передавать слова психа, отрубившего головы котятам. Однако Торнбьёрн Илитало, похоже, даже развеселился. На губах его мелькнула усталая, чуть заметная улыбка.
— Магнус говорил скорее о самом себе. Однако ее убил не он и не я.
Анна-Мария не ответила.
— Если бы мне пришло в голову расправиться с ней, — продолжал Илитало, — я бы наверняка застрелил ее, а тело бросил бы куда-нибудь в трясину.
— А вы знаете, что она предлагала вообще не продлевать вам аренду?
— Да, но в церковном совете это предложение не имело никакой поддержки, поэтому ничего не значило.
Торнбьёрн Илитало поднялся.
— Если у вас больше нет вопросов, мне хотелось бы закончить с дровами.
Анна-Мария встала и направилась к выходу. Краем глаза она видела, как хозяин дома ставит чашки в мойку, а кофейник с еще горячим кофе — в холодильник, но не стала вмешиваться.
Торнбьёрн Илитало вышел проводить ее во двор.
Теперь инспектор Мелла направлялась к Эрику Нильссону. Она решила спросить у него насчет того рисунка с повешенной Мильдред.
Анна-Мария припарковалась во дворе дома священника в Пойкки-ярви. Она сразу заметила, что почтовый ящик переполнен. А если пойдет дождь? Газеты, рекламные брошюры и счета вмиг превратятся в папье-маше. Такое уже случалось в ее практике: ящик набит до отказа, соседи звонят, полиция приезжает — и в доме обязательно находят труп.
Анна-Мария перевела дыхание. Сначала нужно проверить дверь. Если муж Мильдред Нильссон лежит в доме мертвый, она, скорее всего, не заперта. Если же дверь открыть не удастся, нужно будет заглянуть в окна.
Инспектор взошла на крыльцо. Полюбовалась деревянной резьбой, выкрашенной в белый цвет, как и расставленные здесь плетеные стулья; обратила внимание на синие цветочные горшки, земля в которых затвердела до состояния цемента, а от растений остались сухие черные стебли.
Однако стоило Анне-Марии ступить на порог, как дверь открылась изнутри. Инспектор не закричала, должно быть, она даже не изменилась в лице, однако вся похолодела от ужаса.
На крыльцо вышла женщина. Она чуть не столкнулась с Анной-Марией и испуганно вскрикнула. На вид ей было около сорока лет, ростом не выше Анны-Марии, однако тоньше в кости. Округлившиеся от изумления глаза обрамляли длинные густые ресницы. Женщина всплеснула изящными руками с тонкими пальцами.
— Ой! — вскрикнула она и улыбнулась.
Анна-Мария представилась и сказала, что ищет Эрика Нильссона.
— Ах так… — замялась женщина. — Его нет здесь…
Она растерянно замолчала, будто собираясь с мыслями.
— Он съехал отсюда, — запинаясь, проговорила она. — Ведь этот дом… принадлежит церкви. Его никто не гнал, но… Простите, меня зовут Кристин Викстрём.
Она протянула гостье руку. Явно смутившись, женщина почувствовала необходимость объяснить свое присутствие в этом доме.
— Мой муж Стефан Викстрём должен был въехать сюда после того, как Мильдред… В смысле… не только он, но и я, и дети…
Она коротко рассмеялась.
— Эрик Нильссон ничего не взял ни из мебели, ни из вещей, и мы понятия не имеем, где он сейчас. И вот я пришла посмотреть, что здесь и как…
— То есть вы не знаете, где сейчас находится Эрик Нильссон?
Кристин Викстрём покачала головой.
