Она погнула карточку в разных направлениях и расцарапала монеткой чип и номер счета — чтобы хитрые московские мошенники не воспользовались адвокатскими миллионами. Выбросила карту и вытерла руки о джинсы, словно грязные деньги могли запачкать пальцы. Заглянула в кошелёк: там лежало всего несколько сотенных купюр. Денег на билет до Коробельцев не хватало. Если бы хватало, Надя махнула бы рукой на сумку с одеждой, которая стояла собранной в коттедже, да и уехала бы, в чём была. Слава богу, паспорт она взяла с собой в больницу.
Но теперь надо было выкручиваться.
Она вздохнула и набрала номер Юсуфа. Не хотелось тревожить его в очередной раз, но выхода не было. Он знал, какая операция ей предстоит, поэтому ответил быстро. Спросил с беспокойством в голосе:
— Надя? Что случилось? С тобой всё в порядке?
Если исходить из того, что ей удалось сберечь свои внутренние органы в целости и сохранности, то да, она была в порядке. А если вспомнить, что она носила ребёнка от мужчины, который бросил её после единственной ночи, — то не очень.
— Всё хорошо, Юсуф, — ответила она, — не беспокойся. Просто мне нужна твоя помощь. Привези, пожалуйста, сумку, которая стоит в моей спальне, и полторы тысячи рублей. Я сейчас на Ленинградском вокзале, мне не хватает на билет до Коробельцев. А когда я приеду домой, то верну тебе деньги на карточку.
— Ну о чём ты говоришь, даже не думай! — возмутился Юсуф. — Конечно, я тебе помогу. Жди меня, я приеду вечером. Сейчас не могу отпроситься, но как только освобожусь — сразу же приеду на вокзал! Не беспокойся.
— Только не рассказывай обо мне никому, ладно?
Он помолчал, обдумывая просьбу. Спросил:
— Ты что, сбежала от Паулины Сергеевны? Она тебя ищет? Ты скрываешься?
— Нет, что ты! Она в курсе, что я уезжаю. Просто мы поругались, и я не хочу с ней встречаться.
Юсуф ответил:
— Понимаю. Жди меня.
Надя вышла на улицу подышать свежим воздухом. Накрапывал мелкий дождик, ветер трепал косички. Июньская московская жара сменилась июльской сыростью. Надю обтекали толпы людей, а она чувствовала себя мальком в аквариуме, набитом хищными голодными рыбами.
Как получилось, что она возвращается домой с ребёнком от мужчины, который не собирался на ней жениться? Как она это допустила? Где ошиблась? Почему погубила себя?
И самое главное — как она посмела влюбиться в того, кого любить грешно?
— Не стой на дороге, раззява! — толкнула её злобная тётка с торбой на колёсиках.
Надя отпрянула, попятилась, и её снова внесло в вестибюль вокзала — спиной вперёд, да так, что она едва удержалась на ногах. Она выбралась из толпы, развернулась и увидела иконы. Здесь? Посреди нескончаемых потоков людей с рюкзаками, чемоданами и баулами? Посреди гомона, выкриков на иностранных языках и объявлений о прибытии поездов?
Она пошла к храму. Остановилась на пороге и пригладила растрёпанные волосы. Может ли она зайти в храм с непокрытой головой и в джинсах? Пахло ладаном, несколько старушек переговаривались у прилавка со свечами и книгами. Очень хотелось подойти к иконам. Пусть она и грешница (прелюбодеяние — раз, лжесвидетельство — два), но ведь не совсем пропащая душа? Одна из старушек заметила Надины сомнения и сказала:
— Иди, иди.
— Да я без платка.
— Лучше зайти в храм без платка, чем пройти мимо, — ответила она.
— Наверное, вы правы, — с облегчением сказала Надя, — спасибо.
Она подошла к иконе, лежавшей на аналое, всмотрелась в лицо святого — седого старца с невыразимо печальными глазами.
— Это Николай Чудотворец, — сказала бабушка.
— А какие чудеса он делал?
— Разные. Моряков спасал во время шторма, трём бедным девушкам дал денег на приданое, чтобы они смогли выйти замуж. Помогал путешественникам, сиротам, детям. Про Санта Клауса слышала?
— Конечно.
— Это и есть Николай Чудотворец.
Надя перекрестилась и поцеловала икону. Может, Санта Клаус и ей поможет? Она бедная путешественница, полусирота, и ждёт такого же бедного ребёнка-полусироту. Без помощи им не выжить.
Надя поблагодарила старушку и вышла из храма. В голове чуть прояснилось. Какой смысл себя пилить? Что сделано, то сделано. Возможно, она нигде не ошиблась — ведь она сама пришла к Глебу по зову музыки и сердца. Возможно, она не погубила, а сберегла себя — не будь ребёнка, она лежала бы сейчас на операционном столе, а светила хирургии вырезали из неё органы. И если она жива и здорова благодаря малышу — разве сможет она причинить ему вред? «Избавься от ребёнка», — сказала тётя. Вот уж дудки!
Она снова пересчитала купюры в кошельке и сделала важные покупки: Любаше — зеркальце с Кремлём на обороте, маме — магнитик на новый холодильник, который она наверняка купила из денег, заплаченных московской сестрицей, а себе — сочную и ароматную шаурму около метро. За двести рублей можно было купить целую курицу, но выбирать не приходилось. Впрочем, шаурма показалась Наде пищей богов — ещё бы, она не ела с прошлого вечера!
Юсуф появился незадолго до отправления поезда — вбежал на вокзал, беспокойно озираясь по сторонам. Надя издалека ему помахала. Они купили билет — Юсуф не пожалел денег на купейный вагон, хотя Надя протестовала и называла неразумным такое транжирство, вручил сумку с вещами и большой, тёплый на ощупь, пакет с провизией от Нины. Из пакета головокружительно пахло самсой с бараниной, пловом и ещё чем-то вкусным. Побулькивал термос, стучали бутылки с водой и морсом.
— Зачем столько еды? — возмутилась Надя, когда они вышли на перрон. — Завтра утром я буду дома!
— Попутчиков угостишь, — ответил Юсуф и заглянул в окна поезда, как будто рассчитывал увидеть там попутчиков. — Или сестрёнку свою, если останется.
Надя коснулась его руки:
— Спасибо тебе, Юсуф. И маме передай мою благодарность. Вы очень хорошие люди.
Он улыбнулся:
— Ты тоже хорошая. Знаешь, сегодня Марта приходила.
— Да, она вчера упоминала, что у неё есть дело к Полине.
Юсуф кивнул:
— Как раз об этом я и хотел поговорить. Я случайно оказался рядом и услышал разговор Марты и Паулины Сергеевны. Не подумай, я не подслушивал, просто нас с мамой никто не стесняется. Хозяева даже голос не понижают.
Раздалось громкое сообщение, что Надин поезд отправляется через пять минут. Провожающих просили выйти из вагонов. Заметивших подозрительные бесхозные сумки просили обратиться к проводникам или полицейским. Пассажиры засуетились и начали прощаться.
Юсуф подождал, пока голос в динамиках стихнет, и продолжил:
— Я подумал, тебе интересно будет услышать новости.
— О тёте? Прости, Юсуф, но нет. Я надеюсь, что никогда больше не услышу о Полине. Я вычеркнула её из своей жизни. Для меня она умерла.
