Ларинцев хмурит брови, но продолжает смотреть внимательно.
— Нина, в тот раз я поспешил, признаю. Ты была не готова, и больше я не хочу торопить тебя, понимаешь?
— Мне не пятнадцать. Я прекрасно понимаю, что должны представлять собой отношения с…
— Таким как я? — в голосе снова проскакивает жёсткость, как тогда, когда я предположила, что у нас могло ночью что-то быть, когда ребята из общежития подсыпали мне наркотик в пиво. — Думаешь, я считаю, что девушка сразу должна раздвинуть передо мной ноги? Ты таким меня видишь, Нина?
Максим резко встаёт с кровати и отходит к окну, вперившись взглядом в темноту за стеклом.
— У тебя есть плохая привычка заканчивать фразы за других! — тоже спрыгиваю с кровати. — И не всегда верно.
— Нина, как раз этого я пытался избежать, чтобы ты не считала, что секс для меня важнее тебя самой. Он важен, но не первостепенен.
Мы смотрим друг на друга внимательно и серьёзно. Здравствуй, первая ссора.
— Я просто подумала, — сдаюсь, понимая, что мои переживания привели не к тому разговору. И теперь фразу закончить очень трудно. Сейчас бы пригодилась эта его привычка их заканчивать, потому что я чувствую, что должна сказать честно, но мне трудно произнести. Но Максим молчит. — Что тебе неинтересно… что ты не хочешь меня.
Последнюю фразу получается произнести слишком тихо, но Максим её слышит. Я не успеваю и глазом моргнуть, как он в два шага оказывается рядом и толкает меня на кровать. Склоняется низко, почти касаясь губами моего лица, прижимает плечи к постели.
— Не хочу тебя? — от угрозы в его шёпоте по телу бегут мурашки, и от страха ли или возбуждения, мне трудно сказать. Наверное, от всего сразу. — Ты это специально, Малина? Да у меня перепонки в ушах лопаются, когда я только на губы твои смотрю. Ты бы знала, что я в своей голове проделываю с тобой, стоит мне услышать только как ты пахнешь. И то, что было в классе — только строчка из целой книги из всего, что я хочу сделать с тобой и обязательно сделаю.
Дыхание спирает. Кажется, будто каждый волосок на теле реагирует на его слова. Больше нет того спокойного улыбчивого парня. Кажется, я разбудила кого-то, кого почти не знаю.
Наверное, я сошла с ума, или в меня тоже кто-то вселился, потому что как иначе объяснить мои слова?
— Мне нравится твой голос, — отвечаю негромко. — И я люблю, когда мне читают вслух…
Глава 44
Наверное, я сошла с ума, или в меня тоже кто-то вселился, потому что как иначе объяснить мои слова?
— Мне нравится твой голос, — отвечаю негромко. — И я люблю, когда мне читают вслух…
Максим надо мной замирает, и я вижу, как блеснули его глаза. Полыхнули и обожгли. Или зажгли. Потому что от этого взгляда я загораюсь внутри, ощущаю, как этот огонь зарождается где-то в груди и расползается по всему телу, закручивается вихрем в животе, щекочет в ногах и спине.
— Ты точно хочешь этого, Нина? — Максим замирает. Не целует, не прижимает, вообще не двигается. Только пристально смотрит в глаза, а я расплываюсь от того, как он произносит моё имя — нежно и так волнующе. — Нам не обязательно спешить. Я бы не хотел, чтобы наш первый раз — твой первый раз — произошёл здесь, на этой старой скрипучей койке.
Он даёт мне время и широкий путь, чтобы дать заднюю. Но я не хочу отступать. Может, моё решение слишком поспешное, но сейчас я об этом думать не хочу. Я столько времени была осознанной и правильной, сидела в своей скорлупе недоверия, держала дистанцию не только от отношений с парнями, но и от собственных желаний.
— Мне больше важно с кем это произойдёт.
На губах у него появляется мягкая улыбка, а большой палец скользит по моей щеке. От его тёмных глаз не оторвать взгляда — настолько они глубокие и манящие. Он смотрит так, будто в душу заглядывает, так, что ничего не скроешь и не спрячешь.
— Нина, — говорит серьёзно, — я хочу, чтобы ты знала: ты можешь остановить меня в любой момент. В любой. Если передумаешь или что-то будет для тебя слишком — только скажи, и я остановлюсь. Мы продолжим, когда ты будешь готова.
— Хорошо.
Моё слово как щелчок, после которого даже взгляд у Ларинцева меняется. Он склоняется и целует меня как ещё ни разу не целовал. Ни тогда в подъезде у Богатырёвой, ни в течение всех этих дней. Он покоряет, захватывает, больше не оставляя сомнений и колебаний. Жмёт на газ, получив зелёный свет. Это поцелуй-обещание. Поцелуй-предупреждение. Когда его язык касается моего нёба, я выгибаюсь дугой. Одного только языка в моём рту достаточно, чтобы я ощутила мощную волну возбуждения. В какой-то момент даже кажется, что это слишком откровенно, что так он может подумать обо мне плохо. Интересно, а есть ли вообще какое-то мерило раскрепощённости девственниц? Наверное, я там буду на первом месте.
Вытягиваю шею, когда мягкие губы переходят туда, и зажмуриваюсь. Кроме желания я ощущаю и страх тоже, что отдаётся в кончиках пальцев покалыванием. Замираю в ожидании, сжав кулаки.
Но ничего не происходит. Я чувствую Максима рядом, но не ощущаю его губ или рук. В недоумении раскрываю глаза и напарываюсь на его изучающий взгляд.
— Что? — спрашиваю смущённо.
— Что по-твоему я сейчас должен начать с тобой делать, Пёрышко, что ты вся вытянулась в струну и окаменела? — спрашивает, заломив бровь, чем ещё более повергает меня в замешательство и бесконечную бездну неловкости.
Я теряюсь и прячу взгляд. Зачем он так говорит? Намерено смущает меня?
— Ты специально это делаешь? — выползаю из-под него и усаживаюсь, обхватив колени.
— Что именно?
— Смущаешь меня такими словами? Ты постоянно так делаешь.
— Ага, — улыбается. Улыбается! Вот же ж… — Мне безумно нравится, когда ты смущаешься и краснеешь, Пёрышко. Я буду скучать за этим.
— Можно подумать, я вот так возьму и перестану, — хмыкаю, глядя обиженно, разочаровано отмечая по себя, что возбуждение рассеивается.
— После всего того, что я собираюсь с тобой проделать, тебе уже будет незачем смущаться.
Максим берёт меня за руку и тянет к себе, а у меня от его слов внутри всё завязывается узлом. Дыхание спирает, когда Ларинцев усаживает меня к себе на колени, развернув лицом. В танце мы уже неоднократно прижимались друг к другу в откровенных позах, но это были мимолётные моменты, а сейчас я сижу на нём, обхватив бёдрами. Интуитивно хочется немного отодвинуться назад, но Максим не даёт. Он скользит ладонями по моим обнажённым бёдрам и придвигает ещё ближе, прижимая ещё теснее. И снова целует. Его длинные пальцы скользят мне в волосы и обхватывают затылок, а второй рукой он гладит моё лицо, осторожно касаясь скул, бровей, скользит к уху, зарождая где-то в спине странную томящую щекотку. Не такую, от которой хочется расхохотаться и сжаться в комочек, а ту, что накатывает приятными тёплыми волнами.
