Книга А вдруг это правда? - Мэрибет Мэйхью Уален

Дженси наконец-то удалось сбежать от болтливой соседки, и она быстро зашагала прочь, точно та способна выхватить вдруг лассо и, заарканив ее, притянуть назад. Она поймала взгляд Ланса, обхватила себя руками за шею и вывалила на сторону язык. Он рассмеялся. Возвращаясь к нему, она, как всегда, оглядела площадку у бассейна: выискивая взглядом четверых детей вместо двоих.

Она заметила, как по ту сторону бассейна Алека обнимает какая-то женщина, заметила, как привычно она наклоняется к нему всем телом, уловила чувство собственничества в этих объятиях. Вот этот – мой – говорило тело женщины. Когда она подняла голову и Дженси увидела ее профиль, она узнала лицо с фотографий в доме Ланса. Дебра. Имя расцвело в ней ядовитым цветом, разверзлось, как венерина мухоловка, раскрывающая лепестки, приглашая неопытных и наивных упасть внутрь и быть съеденными.

Дженси знала, что однажды это произойдет, но все же надеялась, что ничего не случится, что она, Ланс и все остальные каким-то образом смогут навечно остаться в коконе этого лета. Но разве не об этом они говорили сегодня утром? Лето подходило к концу. По телику крутили рекламные ролики про сборы в школу, на прилавках у касс в каждом магазине громоздились тетрадки на спирали и пачки бумаги. Она почувствовала, как нарастает давление, и надо принимать решение: остаться или двигаться дальше, записать девочек в местную школу или искать другое место. С каждым уходившим днем она все больше приближалась к тому, чтобы нажать на курок. Наблюдая за тем, как Дебра обнимает сына, она почувствовала, как пистолет внутри ее выстрелил, и выстрел эхом отдался у нее в сердце, когда курок спустили за нее.

Брови Ланса сошлись на переносице, когда она двинулась в другую от него сторону, ища вместо этого глазами Брайт, которая помогала Кристоферу спуститься в бассейн. Она не оглянулась на Ланса, не хотела смотреть, как он увидит свою жену впервые за несколько месяцев. Она бросилась к Брайт, чувствуя себя школьницей, которой некогда была и которой надо поговорить с лучшей подругой о кризисе. Этим летом они с Брайт изо всех сил пытались наладить контакт. Как будто каждая хотела сказать больше, чем была в силах вынести или произнести. Как будто, начав говорить, они скажут слишком многое. Поэтому они говорили очень мало. Дженси испытывала сожаление, что не открылась подруге, что слишком о многом умалчивала. И все же она чувствовала: Брайт делает то же самое.

Она плюхнулась на край бассейна точно так же, как сделала в тот раз в начале лета. Тогда она удивлялась переменам в Брайт – в какую красивую, умелую женщину она превратилась. А еще она ей завидовала: дом, муж, ребенок, удовлетворенность. Но Дженси чувствовала, как под поверхностью бурлит нарастающая неуверенность, узнавала недовольство, которое закралось в ее подругу, пока шло лето. Дженси не знала, что изменилось, и считала, что не вправе спрашивать. Ей казалось, она последний человек на свете, с кем Брайт стала бы это обсуждать, и все же ей хотелось быть первым человеком в жизни своей подруги. Главным образом потому, что ей нужно было, чтобы Брайт оказалась как раз таким человеком в ее жизни. Она спросила себя, сумеют ли они каким-то образом вернуться назад, и решила: именно она начнет прокладывать путь в этом направлении. Вдруг та, которая ушла, должна стать той, которая вернется?

– Ну вот, – сказала она, привлекая внимание Брайт, – похоже, только что объявилась жена Ланса. – Она увидела шок на лице Брайт и получила бы от этого удовольствие, вот только ситуация была не самая подходящая. – Видела бы ты сейчас свое лицо, – сказала она, невольно рассмеявшись.

Брайт обшарила взглядом пространство у бассейна, пока не обнаружила, где происходит воссоединение матери и сына.

Она повернулась посмотреть на Дженси.

– А почему ты не рядом с Лансом, чтобы заявить о своих правах? – спросила она с некоторой настойчивостью. Она даже махнула рукой, словно гнала Дженси к Лансу.

Дженси быстро глянула на Ланса и увидела, что он уже нашел взглядом сценку, на которую сама она отказывалась смотреть. Отвечая, она взвешивала слова, старательно произносила их, чтобы не закрались никакие эмоции:

– Потому что у меня нет прав.

Она надеялась, что ответ прозвучит искренне. Она очень хотела, чтобы это оказалось правдой. Старалась не думать о том лете, которое у них было, о нежданной радости, которую она нашла с Лансом, о ночах, проведенных в его объятиях. Он что-то вернул ей, принес в руках как букет цветов и положил к ее ногам. Слово вертелось у нее на языке, но она не могла произнести его даже про себя. Однажды ночью он попытался сказать это, но она приложила палец к его губам.

– Нет, – приказала она. – Давай не будем так поступать друг с другом.

– Но почему? – спросил он с обиженным видом.

Она не могла ему ответить.

– Просто… давай не будем, – только и сказала она.

Глядя, как Дебра идет с Алеком к Лансу, она обдумала все несказанные слова.

– Еще не поздно, – сказала Брайт, и голос подруги звучал в точности так же, как его помнила Дженси.

– Возможно, уже поздно, – ответила Дженси, заставляя себя отвести взгляд от Ланса, вставшего поздороваться с женщиной, которая была рядом с ними все лето, призрак который преследовал их так же, как если бы гремел цепями на чердаке.

Брайт продолжала наблюдать за происходившим.

– Он ее обнимает? – спросила Дженси, а потом быстро сказала: – Нет, не говори мне.

Брайт взглянула на Кристофера, который благополучно плескался в воде с нарукавниками на руках, затем снова на Дженси.

– Он ее не обнял, – сказала она. Она подняла брови. – Потому что хочет быть с тобой.

– Я не собираюсь разрушать семью, если у них еще есть шанс. – Она посмотрела на Брайт, мысленно заставляя подругу понять. Она никому не пожелала бы того, через что прошла сама.