Ожидаемо, ему плевать на то, что я говорю. Об этом говорят его тон, его слова и снисходительная улыбка.
— Твой коктейль уже теплый, а я джентльмен.
Гриша смешивает лед и кампари, поглядывает на меня то ли с сочувствием, то ли с пониманием. Холод пронизывает меня насквозь, возвращая ненавистное чувство страха.
— Прошу, Глеб Сергеевич, — рядом с моей сумкой опускается бокал с ядовито-розовым содержимым. — Что-нибудь еще?
Охотник коротко мотает головой, после чего Гриша исчезает.
— Зря вы его заказали. Я не хочу больше пить.
Я смотрю мимо него, но ощущаю оценивающий взгляд на лице, губах, шее. Скорее бы вернулась Лена. Как он отреагирует, если я просто встану и уйду?
— Глеб, заберу тебя на пару слов, — раздается сзади.
Моя рука, сжимающая бокал, резко дергается, а сердце начинает ухать так, что любой кардиолог смог вынести мне смертельный приговор. Я поворачиваюсь медленно, боясь потерять равновесие и повалиться на пол. Это не сон и не мираж, сотканный моим отчаянным желанием чуда, потому что сейчас я и правда ничего не ждала. Это действительно он.
Взгляд Мирона всего на секунду задерживается на мне, прежде перейти на моего собеседника. Он пьян. Это может быть не очевидно окружающим, но я слишком хорошо его знаю. Помню его лицо до деталей: линию бровей, изгиб губ, каждое выражение глаз. Сейчас его зрачки расширенные и потемневшие, радужка походит на бутылочное стекло. Мирон пьян куда сильнее, чем я привыкла его видеть, но, как и всегда, ему удается оставаться собой.
Манеры охотника перестают быть вальяжными — он встретился с равным себе по статусу. Мирон знает его по имени. Значит, они знакомы.
— Без проблем, — произносит дружелюбно и с достоинством. Одаривает меня цепким взглядом и, оторвавшись от барной стойки, идет вслед за Мироном.
Застыв, я провожаю глазами их удаляющиеся спины до тех пор, пока они не скрываются в разноцветной толпе посетителей. Сердце ни на секунду не хочет дать мне передышки, продолжая подогревать остывшую кровь. Есть ли шанс, что он подошел не просто так? Что ему еще не все равно? Что он видел меня и все понял, что до сих пор умеет читать мой протест?
Я пытаюсь сказать себе «стоп». Остановить этот льющийся поток надежд и чарующих предположений. Говорю себе, что, возможно, у Мирона и впрямь есть к охотнику дело, и я здесь совсем не причем. Но эта мысль отказывается приживаться, ее отторгает все мое существо в стремлении подольше сохранить себя в тепле.
Глупая. Чего я жду? Мне нужно воспользоваться предоставленным шансом и уйти. Поехать домой, смыть макияж, а завтра продолжить прокладывать путь к своей новой жизни. Охотник ведь в любую минуту может вернуться.
Проигнорировав торчащую трубочку, я отпиваю коктейль, ставший теплым, и впиваюсь в глазами в пространство, в котором минуту назад скрылся Мирон. Мне это нужно. Нужно получить доказательство, что ему не все равно, или напротив, расколотить последний пузырек с чудом. Может быть, тогда я наконец смогу смириться.
Мой бокал опустел, Лена и Карина успели вернуться с перекура и уйти на танцпол, диджей сменил больше трех треков. Кровь циркулирует по венам тугой горячей волной, впервые за долгое время мне становится жарко. В противоположной стороне бара я снова вижу охотника. Ему больше нет до меня дела — он занят новой жертвой.
Глава 40
Лена с шумом всасывает остатки коктейля и возвращает его на стойку.
— Кирилл с Илюхой предлагают поехать к ним. Ты в теме?
Я без раздумий отказываюсь. Перспектива остаться в честном одиночестве куда заманчивее, чем симуляция веселья в чужой компании. К тому же, я не готова уйти. Мирон ведь еще здесь — мой взгляд находит его среди гостей ВИП-зоны.
— В общем, мы здесь еще полчасика пробудем, а потом отчаливаем, — снова подает голос Лена. — Подумай. Они ребята нормальные — руки распускать не будут. С утра на метро домой уедем.
— Вряд ли я передумаю, — я забираю с барной стойки сумку и вешаю ее на плечо. — Схожу на танцпол ненадолго.
Я намеренно не зову с собой Лену, потому что хочу быть там одна. Происшествие с охотником всколыхнуло надежду, побеги которой уверенно завоевывают во мне новые территории. Они толкают меня на эксперимент.
Я пробираюсь в самый центр танцпола, который, по моему расчету, хорошо виден из ВИП-зоны. Раньше у Мирона получалось меня найти и на куда более масштабных мероприятиях. Настроиться на музыкальный ритм удается не сразу — он сложный, не самый мелодичный, чересчур ломаный. Я закрываю глаза и представляю, что нахожусь в темной комнате без посторонних глаз и чужих извивающихся тел. Мой танец — естественный отклик на звуки, он не обременен стеснением и скованностью, потому что посвящен ему. Я представляю, что он смотрит. Стоит возле темных перил с бокалом в руке и видит меня в светлом пятне прожектора, по счастливому стечению обстоятельств упавшему в этот момент. Представляю, что он начинает идти, проталкиваясь через людей, чтобы прорубить путь ко мне. Отсчитываю в голове секунды, которые это может у него занять. Представляю, как Мирон жмурится от лучей стробоскопов, попадающих ему в глаза, и как его лицо вспыхивает голубизной; как он тактично оттесняет особенно увлекшихся танцем и то, как видит меня со спины.
Кожа электризуется ожиданием — настолько сильны мои надежда и способность к внушению. Иначе и быть не могло — я ведь мысленно прошла весь путь с ним. Я жду. Представляю, как он встает позади меня, оглядывает руки, плечи, шею, чувствую тепло его дыхания на позвоночнике. Мое тело изнемогает. Мне хочется, чтобы он меня коснулся, а каждая секунда промедления запускает некроз нервных клеток. Так я жажду его руки на себе.
Мгновения идут, но ничего не происходит. Я пытаюсь задержаться в этом мираже, чтобы дать себе и ему шанс, но у меня перестает получаться. Изображение темной комнаты дрожит и рассеивается, становится нестерпимо светло, движения расходятся с музыкой — и вот я вновь стою в посторонней толпе.
То, что я чувствую, нельзя назвать разочарованием — это падение с обрыва лицом вниз. Открываю глаза и даю себе долгую минуту, чтобы свыкнуться. С тем, что я могу танцевать бесконечно, но он больше не подойдет.
Я врезаюсь в танцующих, наступаю им на ноги, ловя озлобленное шипение себе в спину. Мне наплевать, на все наплевать. Наплевать на то, что повода чувствовать себя раздавленной у меня, по большому счету, нет — ведь я все придумала.
— Я уезжаю домой, — говорю Лене, пританцовывающей возле бара с очередным коктейлем в руках.
Вместо ответа она меня обнимает и несколько секунд качает в руках. Именинница заслуженно пьяна. Я прощаюсь с Кариной, из вежливости машу рукой парням и, не глядя по сторонам, шагаю к выходу. Не останавливаться, не смотреть. Я не стану туда смотреть. Мне нужно учиться защищать себя от себя самой же.
Я нащупываю в сумке телефон, чтобы вызвать такси и не дать себе возможность передумать. Я должна уехать домой. Обогнув ругающуюся парочку, наваливаюсь всем телом на дверь и вываливаюсь на улицу. Очереди на входе больше нет, по периметру разбросаны небольшие компании курильщиков, слышны взрывы смеха и возбужденные голоса тех, кто планирует афтепати. Стараясь не привлекать внимание стуком каблуков, я отхожу туда, где безлюднее. Сломаться я смогу чуть позже, а сейчас мне нужно как можно скорее уехать, чтобы не попасть в неприятности.
