К тому же была еще одна проблема. Девятый класс «Б» учился в определенном школьном здании. И это определенное школьное здание должно где-то находиться. Оно не может возвышаться среди пустоты — это слишком недостоверно. Конечно, ничто не мешало представить, что воображаемая школа существует в воображаемом городе. Но это было не так. Надя не придумывала никакого города для своей школы. Потому что если придумать для нее город, то этот город должен находиться в какой-то стране, занимать на карте какое-то место. А страна девятого класса «Б» явно была Россией — исходя из имен, фамилий, языка, интерьера школьных классов и столовой, а главное — портрета президента в кабинете директора. Но ведь в России все города уже обозначены на карте, и для нового, воображаемого города места нет. Разве что где-нибудь в тундре, но это уж совсем нереалистично. Девятый класс «Б» учился не среди тундры. А если уж помещать школу в воображаемый город, то для этого города нужно составить план. Расчертить сетку улиц, дать этим улицам названия. Куда-то поселить учеников и учителей. Придумать для города мэра. Мысленно соединить город железной дорогой с другими городами — существующими в реальности. И так далее. Чтобы все было правдоподобно. Но так можно уйти в детали очень глубоко, захлебнуться в них и никогда больше не выбраться. Поэтому Надя решила ограничиться представлением одной только школы.
И поместила школу в свой родной город. Однако и здесь оставалась неопределенность. Надин город был плотно застроен, и втиснуть куда-нибудь пятиэтажное школьное здание долго не получалось. Не представлять же его на месте одной из серых вафельных девятиэтажек. Или сквера рядом с «Ароматным миром». Или «Пятерочки». Все эти объекты уже существовали, принимали в себя людей, крепко держались за свои места, и сдвинуть их было нельзя.
В конце концов Надя решила, что воображаемая школа находится на пустыре за поликлиникой № 2. Пустырь был большой и мог спокойно приютить школьную пятиэтажку. Надя нередко приходила туда (точнее, приезжала на одиннадцатом трамвае), стояла среди белой осенне-зимней или серой весенне-летней пустоты и смотрела вдаль, на толчею разностильных домов.
Но в один сентябрьский день, в начале одиннадцатого класса (как раз после переезда бабушки в дом престарелых), Надя узнала, что пустырь будет застроен. Рядом с поликлиникой вырос огромный плакат, возвещающий о том, что пустота скоро заполнится уютом новостроек. Что много-много счастливых семей с голубоглазыми детишками станут жить в современных комфортабельных квартирах и гулять в солнечном обустроенном дворе. По крайней мере на фотографии будущих домов все выглядело именно так. И обитатели жилого комплекса, судя по всему, перезнакомятся и подружатся. Белокурая мама с белокурой дочкой будут махать с балкона идущему мимо детской площадки старичку. Юноша в белой машине притормозит перед полной женщиной с крошечной собачкой и приветливо улыбнется обеим. А еще одна полная женщина угостит сидящую на скамейке влюбленную парочку только что испеченным пирогом. И парочка радостно посмотрит на пирог и на женщину.
В тот день Надя возвращалась домой пешком, а не на трамвае. Дорогу уже выучила почти полностью, только два раза сверилась с картой на телефоне. Надя шла тридцать семь минут по асфальту, через размытые, наслаивающиеся друг на друга отражения города в тонко разлитых лужах. Думала, что для ее школы больше нет места. Конечно, в городе есть еще один пустырь — рядом с папиным домом. Но переносить школу туда почему-то не хотелось. К тому же и этот пустырь наверняка однажды застроят. И он наполнится «радужными домашними очагами».
Надя приняла решение обратиться к другим спискам. Реальным, не вымышленным. Тем, которые устоят перед напором времени и застройщиков. Которые никогда, ни при каких обстоятельствах, не потеряют правдоподобности. Потому что они правдивы изначально, по своей сути.
Еще перед конкурсом Чайковского Юлия Валентиновна как-то перечисляла Наде известных пианистов. Тех, на которых «нужно ориентироваться». И, узнав о застройке пустыря, Надя подумала, не составить ли ей полный пианистический список. Взамен списка девятого «Б». Но очень быстро осознала, что пианистов в мире слишком много. И такой список прокрутить в голове довольно сложно. Или даже невозможно. А значит, нужно найти какие-то критерии отбора. Например, известность. Добавлять в перечень только известных пианистов. Но известность — это, пожалуй, довольно субъективный критерий. Что значит «известный»? По каким параметрам это определяется? Все параметры для определения известности слишком расплывчаты. И хрупки, как крылья мертвой бабочки. Лучше полагаться на что-то более прочное. Например, ограничить пианистов по стране проживания. Составить список исключительно из пианистов России. Но и этот список почти сразу стал казаться нескончаемым. Надя захлебывалась в волнах паники, выуживая все новые и новые имена. Список разрастался до бесконечности, словно в кошмарном сне. Дойти до его конца было нереально.
Тогда Надя сузила критерий отбора. Стала включать в список только пианистов своего родного города. И хотя их численность уже не превышала границ разумного и конец списка ясно поблескивал в перспективе, все-таки оставался один неясный момент. Ведь в любой день в городе мог появиться новый пианист, о котором Надя не знала. Или наоборот: какой-нибудь пианист из списка мог решить оставить музыку и заняться, например, ремонтом измерительных приборов или выпеканием пирожков. И получается, что в этом случае составленный список автоматически оказался бы неверным, неправдивым. А значит, бессмысленным.
Регулярно отслеживать всех приходящих в пианинный мир и уходящих из него людей не было ни сил, ни времени, ни возможности. К тому же Надя хотела твердый, непоколебимый список. Тот, которому были бы не страшны постоянные перемены реальности.
И в конце концов она решила остановиться на списке умерших пианистов своего родного города. Конечно, и этот список мог в любое время пополниться. Но все же в нем было гораздо больше прочности и незыблемости. Ведь люди умирали реже, чем меняли профессии. И выйти из этого списка уже точно никто бы не сумел.
Покопавшись в Интернете и в старых библиотечных энциклопедиях, Надя утвердила двадцать два пианиста. Четырнадцать мужчин и восемь женщин. От некоторых из них остались фотографии. Например, от Антона Ильинского. Он был светловолосым жилистым парнем с немного асимметричным лицом. Родился в шестьдесят девятом году, закончил местную музыкальную школу, затем Московскую консерваторию. Вернулся в родной город и несколько лет обучал детей игре на фортепиано. Умер Антон пятого февраля две тысячи седьмого года в возрасте тридцати восьми лет. В этот день ему на голову с крыши родной музыкальной школы свалился кусок наледи. Перед смертью Антон два дня пролежал в реанимации.
Или вот Анна Козырева. Она прожила сорок девять лет. Давала концерты в родном городе и в близлежащих городах. На фотографиях из Интернета у нее было худое вытянутое лицо и немного хищный взгляд. Как-то раз, проснувшись среди ночи, Надя вдруг подумала, что Анна Козырева чем-то похожа на женщину с гравюры, которая раньше — очень давно — висела в комнате. И на которую Надя в страхе плеснула кока-колой. Возможно, Анна Козырева и была этой женщиной? Надя даже нашла гравюру в шкафу среди книг. Но поскольку изображенное лицо до сих пор пряталось под засохшим кокакольным пятном, Надя так и не поняла, Анна Козырева это или нет. Впрочем, это было не так уж и принципиально.
