У меня еще не появилось особенное чувство, чувство, что мне кто-то небезразличен. Мне это никогда не удавалось. Я имею в виду вот что: я делаю что-то, когда встречаюсь с кем-либо — хожу по магазинам, готовлю, езжу на экскурсии и читаю книги — но почему-то мне трудно заставить себя заниматься всем этим. Ведь в любой момент моя жизнь может оказаться совершенно другой, не такой, какой была еще минуту назад. В этом и заключается проблема. Это одна из основных проблем в моей жизни. Я уверена, что есть причина тому, что моя жизнь сосредотачивается вокруг определенного человека, — и я уже начала было разрабатывать соответствующую теорию, но потом бросила. И решила просто бороться с этим. Перестать сжиматься. Начать разворачиваться во всю ширь, чего бы это ни стоило.
Спустя несколько месяцев после того как я переехала в свою новую квартиру, произошло неожиданное событие. Я помню, что еще подумала: что же это такое — окончание истории или ее начало? Был вечер воскресного дня, и я рылась на полках в книжном магазине на Честнат-стрит, выискивая путеводитель. Позади себя я услышала голос.
— Алисон?
Я обернулась. Это был Генри.
— Привет, — сказала я.
Он подался вперед и неловко поцеловал меня в щеку.
— Как у тебя дела? — спросил Генри.
— Все нормально, — ответила я. — Как ты?
— Торчу здесь, — сказал он.
— Я слышала, ты ушел из газеты.
— Ушел? Меня выгнали! — возразил Генри. — Я думаю, различие стирается, когда обе стороны осыпают друг друга бранью в длинном коридоре.
— Ты кричал на Сида? — поинтересовалась я.
— Не просто кричал — орал.
— Жаль, что я не решилась на это, — сказала я.
— Мы получили кучу писем о тебе, — сообщил мне Генри. — Люди протестовали против того, что тебя уволили.
Я посмотрела на него.
— Куча — это сколько?
— Ну, хорошо, — сказал Генри. — Шесть. Но зато у тебя есть шесть исключительно преданных, разъяренных поклонников.
— Расскажи мне лучше, — сказала я, — о девице, которая украла мою работу.
— Мэри Эллен? — переспросил Генри. — Что ты хочешь знать?
— Не знаю, — ответила я. — Что-нибудь очень плохое.
— Ну, она не умеет писать, — начал Генри.
— Вот-вот, еще что-нибудь в этом духе.
— И еще она откусывает головы котятам.
— Продолжай, — попросила я.
— В глубине души она — несчастный и неуверенный в себе человек, — сказал Генри. — На самом деле это грустно.
— Знаешь, я ненавижу такие слова.
— Какие слова?
— Да вот те, что ты сказал только что: если кто-то чувствует себя неуверенным и несчастным, то ему можно простить все, — сказала я. — Смотри, я тоже не уверена в себе и несчастна. Все, кого я знаю, не уверены в себе и несчастны в той или иной мере.
— Ты совершенно права, — заявил Генри. — Она просто обыкновенный плохой человек.
— И бесталанный, — добавила я.
— Абсолютно бесталанный.
Генри улыбнулся.
— Что? — спросила я.
— Ничего, — ответил он.
— Почему ты улыбаешься?
— Не знаю, — сказал Генри. — Я улыбаюсь просто так.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросила я.
— Еще не уверен, — ответил он. — Сделать перерыв. Произвести переоценку.
Он показал мне стопку путеводителей «Одинокая планета», которую держал в руках: Таиланд, Непал, Камбоджа и Тибет.
— Я сказал парню за прилавком, что хочу поехать куда-нибудь в недорогое место, где люди носят оранжевые одеяния, — пояснил Генри. — Очевидно, мне надо было быть поконкретнее.
— Тебе нужны горы и переходы или пляжи и шлюхи? — поинтересовалась я.
Он деланно вздохнул.
— Наверное, переходы.
Я вытащила из его стопки путеводители по Таиланду и Камбодже и вернула их обратно на полку.
— Вот, — сказала я. — Вот то, чего тебе хочется.
— Ты собираешься куда-нибудь?
Я кивнула головой.
— В Италию. На две недели.
— Почему именно в Италию? — спросил Генри.
Я решила сказать ему правду.
— Это награда за то, что я не спала со своим учителем итальянского.
Генри рассмеялся.
— Он был, ну, я не знаю, — объяснила я. — Ползуче сексуален. А я была заинтригована. Но потом я поняла, что сексуальная часть относилась к итальянскому, а он был просто ползучей частью.
Генри поинтересовался, не хочу ли я выпить чашечку кофе. Я сказала «да». Мы заплатили за свои книги, а потом зашли в крошечное кафе на углу. Просто долго сидели и разговаривали.
К тому времени, когда мы собрались уходить, было уже темно. Генри взял меня под руку, когда мы переходили улицу с нарушением правил, и не отпустил ее, когда добрались до противоположной стороны.
Ночь была ясной, полная луна висела низко над горизонтом. Я не знала, куда мы идем, но это не имело значения, потому что вишневые деревья наконец зацвели, в воздухе остывал жар разожженного кем-то костра. Мне просто хотелось смотреть на луну. Мне просто хотелось не стесняясь поднять лицо к луне, подобно тому, как подсолнечник тянется к солнцу.
Интервью с автором романа «Настоящая любовь»
Роман «Настоящая любовь» начинается с одного из самых жестоких сценариев расставания: бойфренд уходит посреди вечеринки с поручением купить горчицу и не возвращается. Вот это да! Тут присутствуют все элементы, способные сделать уход особенно болезненным: удивление, общественное унижение, обман. Роман основан на реальных событиях?
В моей жизни было достаточно унизительных расставаний, но вот этот ход почти весь придуман мною. Я хотела, чтобы все произошло быстро и чтобы приятель, Том, незамедлительно исчез со сцены. Честно говоря, мне хотелось изобразить «непростительный» разрыв. Такой, который заставил бы вас подумать, что между двумя людьми произошел настоящий крах отношений, который должен плохо отразиться на обеих сторонах.
Расскажите нам немного о вашей героине, Алисон Хопкинс.
Она — неврастеник, она смешная и немного не в своем уме. Ее воспитали в духе христианского евангелизма, но в течение одиннадцати лет она проходила психотерапию по сниженной цене, и ей не вполне удается примирить между собой эти две части ее натуры. Она думает, что может управлять течением событий, она считает себя умной и хитрой. И конечно, никаким течением жизни она не управляет.
Какие черты ее натуры списаны с вас, если это вообще так?
